— Тебе завтра раньше всех вставать. Иди в палатку.
— Опять приказываешь?
— Прошу…
С утра до подъема Борька ушел выбирать сеть, но провозился, латая рваную ячею, и когда вернулся, на просеке уже вовсю кипела работа: собирались конструкции опор, гремела бетономешалка, ревел бульдозер, за рычагами которого сидел Степан, тянулась очередь с носилками — бетон заливали в опалубку.
— Трудовой привет! — крикнул Борька, подходя.
— О-о, Абориген!
— Здорово, рыбак!.
— Как улов?
— У нас говорят — чо добыл? — поправил Борька.
— И что добыл?
— Ничо. Ерш, чебак и дырявый башмак, — отрапортовал Борька. — Ну, куда встать, чего копать?
— Вот это дело! Второй бригаде скорая помощь прибыла, — крикнул Сан Саныч.
— Куда пристроим, командир? — спросил Витя.
— Пусть бетон грузит, если хочет. Каску только дайте ему.
— Дело привычное: бери больше, кидай дальше, пока летит — отдыхай! — Борька разделся по пояс, взял лопату и встал у мешалки — в броднях и оранжевой каске. В паре с молчаливым медлительным стройотрядовцем он нагрузил первые носилки и, пока их поднимали, бросил еще пару лопат.
— Эй, эй, куда через край! Хватит!
— А? Как ухи — так с добавкой, как бетону — так хватит? А ну, налетай, подешевело! — заорал Борька, помешивая лопатой в жидком бетоне. — Кому наваристого, густого, с пенкой — ложка торчком! Подходи со своей посудой! — орал Борька, работая лопатой. — А ну, кому еще? Торопись, пока повар добрый!
— Не части, Абориген, загоняешь!
— Вот кого не хватало!
— Кури, ребята! Он один опалубку зальет и опоры поставит!
Стройотрядовцы оживились, работа пошла веселее.
— Следующий! — заливался счастливый Борька. — Отскочи — не задерживай!..
Обед девчонки готовили без него, опоздали, намучились и разварили уху в кашу. За ужин Борька взялся сам. Пока ребята умывались в реке, он разгребал лопатой угли костра.
— Опять колдуешь, Абориген? Чем сегодня удивишь? — спросил Витя, который всегда был в первых рядах.
— Печенка сегодня.
— Печенка? Где ж ты здесь печенку достал?
— Печенка, говорю. Рыба печеная, — Борька выковыривал из земли спекшиеся куски глины, отбрасывал в сторону. — Это по-нашему, по-рыбацки. Глиной ее обмажешь, картошку туда же. Сверху костерок. Пока чай закипит — и печенка готова. И посуду не мыть, — он подмигнул Ирине.
Стройотрядовцы брали куски глины, обжигались, катали по траве.
— Как ее есть, печенку твою?
— Смотри сюда! Отколупывашь, где треснуло — глина-то вместе с кожурой отходит, ага. Да гляди, чтоб сок не тек, самое вкусное…
Ребята очищали рыбу, дули на дымящееся рыбье мясо.
— Избалуешь ты нас, Абориген, — сказал Сан Саныч.
— Все, мужики, — сказал Витя. — Ну ее, Москву! Переселяюсь сюда. Каждый день буду печенку есть.
— Нет, лучше ты к нам, Абориген, — предложил кто-то.
— Точно! У тебя каникулы ведь будут?
— Москву покажем!
— В метро прокатишься!
— Не морочьте ему голову, — сказал командир. — А жить он где будет?
— Нас двадцать человек! Не найдем, где устроить?
— Будешь сын полка.
— Сын отряда. Ребята, такого еще не было — сын отряда! Командир, что там в уставе про это сказано? Положено, нет?
— Адреса оставим.
— И телефоны. Позвонит — встретим, заблудится ведь.
— А чо. Приеду, — сказал Борька. — Если не шутите.
На всех напало вдруг веселье. После ужина вынесли магнитофон — Борька такого никогда не видел, в метр длиной и с двумя кассетами сразу — врубили на полную гарь, Витя объявил людоедский танец, и пошла пляска вокруг костра. Девчонки танцевали в центре, вывернув колени в стороны и растопырив руки, ребята прыгали перед ними и поклонялись им — богиням огня, хранительницам рода.
Борька стоял столбом, в восторге вытаращив глаза. За мельканием спин и рук казалось, что Алена танцует прямо в огне. Она резко поворачивалась — и багровые волосы взлетали над головой…
Ирина засмеялась и крикнула ей что-то, указывая на Борьку. Алена тоже улыбнулась, но укоризненно кивнула подруге: зачем, не надо.
Борька сконфузился и ушел на берег. Степан подсел к нему, как вчера.
— Что, понравилась?
Борька независимо пожал плечами.
— Слушай, позови-ка ее на лодке прокатиться.
— Чо вдруг? — испугался Борька.
— Давай-давай. Не бойся, я ж поеду.
— Не пойдет она.
— Пойдет! Я-то их-знаю: ночь, звезды. Романтика! Вон, расходятся уже. Давай, пока командира нет!
Борька неуклюже, сунув руки в карманы, подошел к Алене. Она смеялась, часто дыша после танца, заправляя выбившуюся из волос невидимку.
— Это… хочешь, пойдем сеть выбирать, — грубовато сказал Борька.
— Ты меня приглашаешь? — Она вскинула брови. — Спасибо… Иду выбирать сеть! — объявила она.
Вокруг засмеялись:
— Сама не попадись…
Борька правил посреди протоки. Уреза[5] в темноте не было видно, вода, без морщинки, без складочки, стояла в берегах, как черное зеркало, береговые сосны незаметно переходили в свое отражение, тянулись к отраженным звездам, а временами казалось вдруг, что воды и вовсе нет, бездонный провал, и лодка плывет, невесомо покачиваясь, в межзвездном пространстве.
— Как здорово… — сказала Алена. Она опустила пальцы в воду. — Сверху звезды, снизу звезды… И этой красоты я тоже могла никогда в жизни не увидеть?..
— В Москве такого нет? — сказал Степан, подмигивая Борьке.
— Ой, звезда падает, смотрите! — крикнула Алена, указывая вниз, в воду. — Загадывайте желание, скорее!
— А может, это НЛО на посадку пошел? — сказал Степан.
— Чего? — не понял Борька.
— НЛО. Не слыхал, что ли?
— Не. Аны у нас летают, Илы. Ту садятся.
Степан захохотал.
