— Они окрашиваются серебром каждый раз, когда ты из меня пьешь. И таращусь я сейчас потому, что если в твоих глазах появляется хотя бы отблеск этого цвета, я мгновенно завожусь.
— Не верю…
Он положил ее ладонь на свою эрекцию.
Эммалин в ту же секунду вспомнила ночь в отеле, и ее пальцы сжались вокруг его плоти, готовые доставить удовольствие… На нее нахлынули воспоминания — те самые, запутанные воспоминания, что принадлежали не ей. И она отдернула руку.
— Но ведь мои глаза странные, — продолжила настаивать она, все также не в силах взглянуть ему в лицо. — И я не могу контролировать их изменение.
— Я считаю, они прекрасны.
Да чтоб ему! Почему этому ликану нужно обязательно быть таким чертовски все принимающим?
— Тогда знай, что твое превращение не показалось мне таким же привлекательным.
— Я знаю. И смогу с этим жить, если ты сможешь.
— Супер. Похоже, ты не только преодолел свою неприязнь ко мне, но еще и принял тот факт, что я не принимаю тебя. Ты что, хочешь, чтоб я себя последней стервой чувствовала?
— Нет. Я просто хочу, чтобы ты знала — я сожалею обо всем, что случилось.
— Я тоже, — возможно, ей и пришлось подраться с той ликаншей, но это не означало, что ей это понравилось. Да и не могла она винить Кассандру за то, что та напала. Если бы Эмма увидела вампира, разгуливающего коридорами их поместья и восхищенно рассматривающего картины, она бы тоже на него напала. Но все это, тем не менее, никак не отрицало того факта, что Кассандра — сучка.
Эмма была потрясена случившимся. Наконец-то, она смогла применить все те навыки, что получила на тренировках, навязанных ее тетками. Все будто стало на свои места. И сейчас она чувствовала себя совершенно другой. Она на самом деле победила! Победила чертову Ликаншу!
И хотя сейчас Эмма ощущала себя Госпожой Надирательницей-задниц, она не забыла первую шокирующую мысль, возникшую в ее сознании, когда она неожиданно упала на каменный пол и обнаружила стоящую над ней ликаншу.
Она хотела Лаклейна!
И знала, что он всегда придет ей на помощь.
Лаклейн заправил локон ей за ухо.
— Ох, ты поранила ушко, — ликан наклонился и поцеловал ранку, заставив Эмму задрожать. — И губу, — он следом коснулся ее губ, а затем погладил щеку. Отчего-то сейчас она не испытывала прежнего чувства, что ему не следует к ней прикасаться. — Не прощу Касс за то, что она с тобой сделала.
— Вот и отлично, — ответила Эмма сердито.
— Там внизу ты была очень смелой, — его голос был полон восхищения, и Эмма должна была признать, Лаклейн, ведущий себя так, будто она только что не дала случиться Армагеддону, нравился ей даже больше, чем Лаклейн, целующий ее раны.
— Что тебя изменило? Моя кровь?
И снова добро пожаловать в реальность! Каков наглец!
— Не льсти себе! Просто я многое о себе поняла. Знаешь ли, пережив многочисленные нападения ликанов, — услышав это, Лаклейн вздрогнул, — солнечную ванну и едва ли не оказавшись препарированной вампиром, мне хочется спросить — и это всё? Нет, правда, это всё, чем жизнь может проверить меня на прочность? И если это — худшее, что может случиться, а я буду оправляться…
— Я понял. Твои испытания делают тебя сильнее.
Именно так. И, черт возьми, почему он должен выглядеть так, будто невероятно гордится этим фактом? В какой момент он начал вести себя с ней по-другому? Эмма понимала, почему изменилась она сама, но вот почему он? И если Лаклейн не перестанет смотреть на нее такими глазами, ей придется задуматься, а хватит ли у нее сил, чтобы справиться с ним.
— Ты проснулась задолго до заката? Я как раз шел к тебе, когда мы услышали Касс.
Эмма проснулась рано, так что у нее была масса времени, чтобы успеть принять душ — а также выругать себя за тот странный приступ боли, который она испытала, когда поняла, что впервые Лаклейн не был с ней в момент ее пробуждения.
— Я плохо сплю — на той кровати.
— Поэтому я нашел тебя под лестницей?
Эмма покраснела. Темная, уединенная и похожая на пещеру площадка — тогда показалась ей отличным местом, чтобы вздремнуть. Видимо, она была не в себе.
— Кто эта женщина? — спросила Эмма, чтобы сменить тему. Хотя на самом деле она знала ответ с первой минуты, как только ее увидела.
— Кассандра. Друг из клана.
— Просто друг?
— Разумеется. Хотя после того, как она тебя поранила — эта дружба под сомнением.
— Ты встанешь на мою сторону, а не на ее? Даже, несмотря на то, что мы так недолго знакомы?
Лаклейн посмотрел Эмме в глаза.
— Я всегда буду на твоей стороне.
— Почему?
— Потому что знаю, что ты будешь права.
— А этот мрачный парень? Боуэн? Что с ним? — увидев нахмурившееся лицо Лаклейна, она добавила, — почему он так плохо выглядит?
Со своими иссиня-черными волосами и пристальным взглядом золотистых глаз, парень был бы просто красавчиком — если бы только не выглядел как исхудавший, озлобленный наркоман.
— Он потерял кое-кого близкого ему.
— Мне очень жаль, — тихо сказала она. — Когда это случилось?
— В начале девятнадцатого века.
— И он все еще не оправился?
— Ему становится только хуже, — он прижался к ее лбу своим. — Такова наша природа, Эмма.
Она поняла, что Лаклейн ждал от нее чего-то. Чего-то большего.
Он видел Эмму в ее худшем состоянии, и все еще испытывал к ней желание. Ее ужасающий вид не помешал ему пойти следом за ней, чтобы проявить сочувствие и поцеловать пораненное ушко. Этот восхитительный мужчина, ходячая мечта стольких женщин, хотел чего-то большего. Хотел от нее. Была ли она готова дать ему это? Сейчас, после своей первой победы, она чувствовала себя смелой и окрыленной, но отважится ли она принять Лаклейна в свое тело, рискуя увидеть, как в нем вновь пробудится зверь?
Прямо сейчас она думала, что ей могло бы хватить на это смелости.
— Лаклейн, если бы кто-то, такой как ты, собирался… заняться любовью с такой как я, смог бы он быть нежным? Делать всё медленно?
Всё его тело напряженно застыло.
— Да, он мог бы поклясться в этом.
— И он не… не превратился бы?
— Нет, Эмма, не сегодня, — произнес он таким низким, раскатистым голосом, что это вызвало дрожь в ее теле, заставив соски напрячься от желания. Она нуждалась в нем, хотела его — при этом, полностью осознавая, кем он был.
Когда Эмма подняла руку и нежно прикоснулась к его лицу костяшками пальцев, он бросил на нее недоверчивый взгляд, но уже через секунду его глаза на мгновение закрылись от наслаждения.
— Лаклейн, — прошептала она. — Я ударила тебя.
Выражение его лица невозможно было прочесть.
— Да, ударила.
— Разве ты не собираешься… дать сдачи?
Застонав, он в ту же секунду завладел ее ртом и, усадив Эмму на туалетный столик, встал между ее
