приподнять на руках.
— Обхвати меня ногами за талию.
Ее глаза, что минуту назад были почти закрыты от переполняемого удовольствия, вмиг распахнулись, наполнившись паническим страхом.
— Ты сказал, что не будешь.
— Я передумал, когда ощутил, насколько ты влажна и полна желания.
Эмма действительно хотела его — как ей было и положено.
И когда она стала бороться с ним, стараясь вырваться, он непонимающе нахмурился. Даже в его ослабленном состоянии, для того, чтобы с ней справиться требовалось ненамного больше усилий, чем для усмирения дикой кошки.
Поэтому, проигнорировав ее попытки, он прижал Эмму к стене, буквально пригвоздив ее к ней своим телом, и принялся по очереди посасывать ее напрягшиеся маленькие соски. Пока его язык кружил вокруг них, он издавал протяжные стоны, закрыв глаза от удовольствия. Когда он снова открыл их, то обнаружил, что ее веки были крепко зажмурены, а в его плечи упирались сжатые кулачки.
Снова поставив ее на ноги, он стал ласкать ее промежность. Но она опять вся напряглась. Если бы он сейчас попытался ее трахнуть, то наверняка разорвал бы — но его это не волновало. После всего того, через что ему пришлось пройти, чтобы оказаться здесь, а в итоге обнаружить вампиршу — его уже ничто не могло остановить.
— Расслабься, — выдавил он. Но случилось все как раз наоборот — она снова начала беспомощно трястись.
Просто необходимо оказаться в ней. И снова туман. Неужели она и дальше будет заставлять его ждать обещанного ее телом забытья, того беспамятства, что он жаждал? Продолжая мучить меня так же, как это делал ее род. Взревев от ярости, он молниеносно вскинул руки по обе стороны от ее головы, кроша мрамор ладонями.
В этот миг ее глаза вновь будто накрыла пелена. Ну почему она не могла быть одной с ним расы? Если бы это было так, то она бы сейчас жадно хваталась за него, впивалась в него когтями, побуждая, как можно быстрее заполнить ее, умоляла бы об этом. Она бы ввела его в свое тело и с облегчением вздохнула, когда он, наконец, стал бы в ней двигаться. Эта всплывшая в его сознании картина заставила Лаклейна застонать в отчаянии от чувства потери. Он хотел, чтобы она сама, по собственной воле, отвечала ему. Но примет и то, что дала ему судьба.
— Так или иначе, но сегодня ночью я собираюсь быть в тебе. Поэтому, лучше расслабься.
Эмма взглянула на него с отчаянием в глазах.
— Ты сказал, что не причинишь мне боли. Ты о-обещал.
Неужели эта ведьма и правда думала, что обещания было бы достаточно, чтобы спасти ее? Обхватив свой член ладонью, он приподнял ее ногу к своему бедру…
— Но ты сказал, — прошептала она, ощущая себя уничтоженной из-за того, что поверила ему. Эмма ненавидела, когда ее обманывали, особенно потому, что никогда не могла солгать в ответ.
— Ты сказал…
Он застыл. Издав гортанный рык, он выпустил ее ногу и снова ударил о стену, позади нее, кулаками. Ее глаза округлились, когда он резко схватил и развернул ее спиной к себе. И в тот момент, когда Эмма уже была готова царапаться и кусаться, он снова прижал ее к своей груди. Положив ее руку на свой член, он резко вдохнул от первого же прикосновения.
— Погладь меня, — произнес он гортанным голосом.
Обрадованная небольшой отсрочкой приговора, Эмма неуверенно обхватила его плоть. Но та оказалась такой большой, что ей даже не удалось сомкнуть пальцы. И когда она замешкалась, не решаясь начать, он толкнулся в ее ладонь. Отведя взгляд, Эмма стала медленно скользить рукой по его члену.
— Резче.
С лицом, пылающим от смущения, она сильнее сжала свои пальцы. Было ли настолько заметно, что она совершенно не понимала, что делала?
Как будто прочитав ее мысли, он отрывисто произнес.
— Да, именно так, девочка.
И снова стал мять ее грудь, лаская ртом шею, и издавая прерывистые звуки. Эммалин могла чувствовать, как напряжены сейчас его мускулы. Обняв ее одной рукой с такой силой, что ей стало казаться, что она вот-вот задохнется, он опустил другую вниз, накрыв ее плоть.
— Сейчас кончу — прорычал он. И, с протяжным стоном — что заставил Эмму вновь приковать взгляд к его плоти — он кончил, став мощными струями изливать семя. “Ах, Боже, да.” Он продолжал ласкать ее грудь, но Эмма почти не замечала этого, округлившимися глазами наблюдая за его неутихающим оргазмом.
Когда он, наконец, закончил, она осознала, что все еще продолжает ошеломленно гладить его. Содрогнувшись, он схватил ее за руку, вынуждая остановиться. Каждый мускул его торса била дрожь.
Господи, она совсем потеряла рассудок. Ей следовало бы испытывать отвращение и ужас, однако она чувствовала, что ее тело горело от желания. По нему? По руке, которую он убрал с ее промежности?
Развернув Эмму спиной к неповрежденной стене душевой кабины, он, придвинувшись вплотную, навис над ней и положил подбородок ей на макушку. А затем поместил руки по обе стороны от ее лица, окружая своим телом.
— Прикоснись ко мне.
— Г-где?
Неужели это ее голос звучит так… хрипло?
— Все равно.
И когда Эмма начала поглаживать его спину, он рассеянно поцеловал ее в макушку, словно не осознавая, что это было лаской с его стороны.
Его плечи были широкими и, как все его тело, крепкими и мускулистыми. Словно обретя собственную волю, ее руки заскользили по его коже даже более чувственно, чем ей бы хотелось. При этом с каждым движением заставляя ее ноющие соски задевать рельеф его торса. Золотистые волосы на его груди щекотали ее губы, и вопреки себе, Эмма начала воображать, как стала бы целовать эту загорелую кожу. Даже видя, каким огромным он стал, и, чувствуя, как его полутвердый член упирается ей в живот, заставляя ее плоть пульсировать — Эмма жаждала большего.
И когда она уже подумала, что он сейчас заснет, то услышала его тихое бормотание.
— Твой запах говорит мне, что ты все еще возбуждена. И очень.
Она задержала дыхание. Кто же он все-таки такой?
— Т-ты все это говоришь только лишь затем, чтобы шокировать меня.
Эммалин решила, что он говорил с ней так прямо только потому, что быстро определил, как это ее смущало. И это заставляло ее испытывать к нему гнев.
— Попроси, чтобы я заставил тебя кончить.
Она вся напряглась. Быть может, она была трусихой, которая ничего не умела и не достигла в этой жизни. Но прямо сейчас Эмма чувствовала себя невероятно гордой.
— Никогда.
— Твоя потеря. Теперь, расплети косы. Отныне ты будешь носить волосы распущенными.
— Я не хочу чтобы…
И когда он потянулся, чтобы сделать это самому, Эмма быстро выполнила его приказ, стараясь при этом скрыть свои заостренные уши.
Лаклейн резко выдохнул.
— Дай мне на них посмотреть.
Протянув руку, он убрал ее волосы назад. Эмма не протестовала.
— Они напоминают уши феи.
Сказав это, он провел тыльной стороной своих пальцев по острому кончику уха, заставив Эмму вздрогнуть. По его осторожному внимательному взгляду, она поняла, что он изучал ее реакцию.
— Это особенность женщин-вампиров?
Эмма никогда не видела чистокровного мужчину или женщину вампира, поэтому лишь пожала
