почёсывая небритый подбородок. — Вы хотите убедить меня, что самая талантливая реконструкция не заменит подлинник. А я и не спорю, вы правы. В оригинал автор вкладывает живую душу, а копия всегда остаётся копией… Тонкие натуры это чувствуют. А вы ведь тонкие натуры, не так ли?
— Никогда не поймёшь, зубоскалишь ты или всерьёз, — насупился Марко.
— Пек всерьёз, — сказал Икира.
— Да, я всерьёз… Но я не знаю, где решение вопроса…
— А не надо решения! Пусть будет всё, как есть! — Марко не стал скрывать свои тайные мысли. — Будут копии, и будет настоящая Прыгалка! Пускай такая, как нашлась… А потом учёные, может быть, придумают способ…
— Какой? — очень серьёзно спросил Пек.
— Ну, помнишь, мы говорили про память вещества. Как оно стремится сохранять формы предмета. Может быть, люди научатся пробуждать эту память… И восстанавливать…
— А! Мы говорили о руках Венеры Милосской…
— Да. Только для неё хотели сделать искусственные руки, а здесь — чтобы настоящее. Называется «регенерация»…
— Ну да! — оживился Пек (вроде бы опять слегка насмешливо). — Делают прибор в виде этакого волшебного ларца. Кладут в неё Прыгалку. Нажимают кнопки, запускают программу… Через пять минут откидывают крышку и достают целёхонькую девочку. Да?
— Да! — сказал Марко с вызовом. — А что такого?
Вообще-то он думал о другом способе. Что неплохо бы научиться пробуждать в ладонях тёплые струны с волшебными свойствами. Возьмёшь в руки фигурку с отбитым плечом, подержишь, согреешь, и плечо — вот оно… Спрячешь в кулаке ножку с отбитой ступней, зажмуришься, вздохнёшь, и ножка — целёхонька…
О таком способе Марко сказать не посмел. Но ларец — тоже неплохо.
— Да! А что такого? Может быть, люди сумеют… когда-нибудь…
Нет, насмешки у Пека не было. Он отозвался вполне серьёзно:
— Да. Может быть… Но мне кажется, что ты думаешь гораздо дальше…
— Что… дальше? — почти испугался Марко.
Пек чуть улыбнулся:
— О волшебном сундуке, из которого выйдет живая девочка… Икира, я правду говорю?
Икира молчал. Достал рогатку и целился из неё в пустое небо. Икира никогда не врал, но и друзей не подводил.
— Ну вас… — пробормотал Марко.
— Значит, я угадал… Ты слышал про Пигмалиона?
— Кто такой? — надуто сказал Марко.
— Не слышал… Эх, современная молодёжь… Есть легенда о древнем скульпторе, который силою любви оживил прекрасную статую девушки, которую изваял из мрамора…
— Никого я не ваял! — тихонько взвыл Марко. — Я просто нашёл!.. Ещё и любовь какая-то… Ты пережарился на солнце.
Пек не обратил внимания. Продолжал.
— На этот сюжет написано немало произведений: романов, драм, комедий. У старого забытого поэта есть стихотворение «Пигмалион»…
— Ты набит стихами, как подушка куриными перьями! — Марко своим нахальством хотел отвлечь Пека от рассуждений о любви (пришло же доценту-корреспонденту такое в голову!)
Пек, вроде бы, отвлёкся.
— Я не набит, а лишь слегка начинён. Стихи запомнились, потому что там замечательные рифмы:
Это когда Пигмалион увидел мраморную глыбу, подходящую для статуи… Феб, как известно, бог солнца, щит его — солнечный диск… «Щит златокованый за море… и растекалась на мраморе»… Прекрасно, да? Нынешние стихоплёты должны лопнуть от зависти!
— По-моему, ты это сам сочинил, — заявил Марко, чтобы ещё дальше отвлечь Пека.
— Нет, Пек не сам, — сказал Икира.
— Это написал поэт по фамилии Мей, — объяснил Пек. — Если бы мне обладать подобным даром… Но я не поэт, я прозаик. Вот закончу свою повесть, и вы убедитесь в моем недюжинном таланте.
— А когда закончишь? — поспешно спросил Марко.
— Как только закончится в этих краях волынка с блокадой…
— Ты напишешь всё, как было? — простодушно спросил Икира.
— Да! Там будет и коричневый мальчик, не терпящий всякую неправду, и похожий на морского конька шестиклассник, который очень боится, что кто-то догадается о разных его тайных чувствах…
— Во-первых, уже семиклассник, — сказал Марко. — А во-вторых, попробуй только написать. Про конька и про чувства… Я отправлю жалобу в Нобелевский комитет, и фиг ты получишь, а не премию…
— Тогда я не дам тебе больше кататься на своём мопеде.
— А тогда… тогда… Ладно, не буду отправлять жалобу. Дай мопед. Мы съездим в школу, навестим Володю…
Когда на плюющемся синим дымом драндулете они выкатили на улицу, Икира хлопнул Марко по плечу.
— Отвези меня, пожалуйста, к холму. Там опять запускают змей. А с Володей я виделся вчера.
— Поехали… Щит златой придумал Мей… а Икире нужен змей… Почему я не пишу стихи?
ЗАТМЕНИЕ
Судя по всему, про бежавшего с крейсера матроса знали все ребята на Маячной улице. А может быть, и не только на ней. Слухи-то сочатся, как вода в днище старой шлюпки. Но тайна есть тайна, и кому хочется за болтовню получить ярлык хихилы? Поэтому делали вид, что никому ничего не ведомо. Только самые посвящённые вели между собой разговоры о Володе…
Володя выздоравливал. Он выходил из убежища подышать свежим воздухом. Чаще всего поздно вечером, но иногда и днём, в заросший садик. Здание школы загораживало это место от дальномеров «Полковника Думы»…
В садике и нашёл Марко Володю. Тот укрывался за густыми яблонями и «смолил» сигаретку.
— А я вот наябедничаю доктору Канторовичу, что ты куришь, — пообещал Марко. — Он говорил, что нельзя, а ты…
Володя заулыбался:
— Я больше не буду… А вообще-то на свете столько «нельзя», что каждое не выполнишь, как ни крутись… Где Икира?
— Передавал привет. И усвистал к пацанам, которые запускают с холма нового змея… Потом прибежит…
— Везде ему хочется успеть… — с грустинкой сказал Володя.
— Не всегда… Иногда сядет в уголке, нахохлится и о чем-то думает. Бывает, что целый час… А змей ему нужен, потому что от вибрации нити он получает живую энергию. Так же, как от солнца…
