Одним из факторов, обусловивших нынешнюю волну коррупционных скандалов, которая затронула партии всех типов в ряде стран, включая Бельгию, Францию, Германию, Италию, Японию и Испанию, стала острейшая потребность в средствах для финансирования современных предвыборных кампаний. Только безрассудная партия стала бы отказываться от поддержки со стороны рядовых членов и профсоюзов в пользу корпораций, если она может получать деньги и от тех, и от других. По иронии судьбы именно затраты на профессиональную организацию предвыборных кампаний толкают современные партии обратно в объятия традиционных активистов и в то же время провоцируют их на всякого рода сомнительные поступки. В настоящий момент все эти силы находятся в состоянии неуютного сосущество вания и взаимной подозрительности.
Во вступительной главе указывалось, что постдемократический период сочетает собственные характерные черты с чертами демократического и предде-мократического периодов. То же самое можно сказать о современной политической партии. Наследие демократической модели, пусть и не обладая серьезными возможностями для самообновления, живет и продолжает играть важную роль, проявляясь в зависимости вождей от традиционной массовой партии с ее концентрической структурой. Новый эллипс, охватывающий, с одной стороны, партийное руководство, а с другой — консультантов и внешних лобби стов, парадоксальным образом сочетает в себе черты и постдемократии, и преддемократического прошлого. Он постдемократичен в той степени, в какой связан с характерными для этого периода опросами обще ственного мнения и работой экспертов-политологов, а преддемократичен в том отношении, что обеспечи вает привилегированный доступ к политике со стороны частных компаний и коммерческих интересов. Противоречия, существующие внутри современной левоцентристской партии, — это противоречия, ха рактерные для самой постдемократии. Тот факт, что новые классы не подверглись мобилизации, приводит к курьезному сочетанию старой социальной базы и новых источников финансирования.
V.
Идеалы и реалии общественных услуг и государства всеобщего благосостояния, ставшие по рождением XX века, сыграли фундаментальную роль в процессе демократизации политики. Иногда — в первую очередь в скандинавских странах — они являлись прямым достижением демократической борьбы. В других местах, например в Германии до Первой мировой войны, они создавались как паллиативы, имеющие целью ослабить демократический натиск. Но в любом случае они были так или иначе связаны с этой борьбой. Когда же демократия вступила во вторую половину XX века, качество общественных услуг стало ключевым параметром, определяющим характер и качество социального гражданства. Во всем развитом капиталистическом мире модель гражданского государства существовала параллельно с сильным рыночным сектором. Взаимоотношения между социальным государством и рыночной зоной всегда носили сложный характер и значительно различались от страны к стране, но почти повсюду получила распространение идея о том, что серьезное дело социального гражданства необходимо как-то дистанцировать от рыночной конкуренции и прибыли. Это предположение было фундаментальным для идеи демократического гражданства, поскольку подразумевало систему распределения и принятия решений, лишенную неравенства, которое было свойственно капиталистическому компоненту общества. Противоречия между эгалитарными требованиями демократии и неравенством, вытекающим из природы капитализма, устранить невозможно, но здесь все равно возможны более или менее конструктивные компромиссы.
В наши дни эти допущения становятся предметом серьезных сомнений; все более могущественное лобби деловых интересов задаются вопросами: почему общественные услуги и политика социального обеспечения не могут быть, подобно всему остальному, использованы для извлечения прибыли? Почему коммерческие рестораны и парикмахерские допустимы, а школы и службы здравоохранения — нет? Стоит ли нам бояться коммерциализации общественных услуг? И имеют ли дискуссии о приватизации какое-либо отношение к проблеме постдемократии? Все это требует серьезного рассмотрения.
Попытки сочетать сферу услуг, которые до сего момента оказывало преимущественно государство, с капиталистической практикой принимают самые разные формы: рынки в рамках госсектора; приватизация при полной рыночной свободе или в ее отсутствие; выдача подрядов на крупные строительные проекты и на оказание услуг, порой в отсутствие приватизации либо рынков. Взаимосвязь между рынком и частной собственностью не столь однозначна, как принято считать. Несомненно, полная свобода рынка наряду с частной собственностью на экономические ресурсы создает условия для эталонного капитализма, описанного в учебниках по экономике, и два этих критерия вполне сочетаются друг с другом. Однако вполне возможны и рынки без частной собственности: ведомство, распоряжающееся коллективными ресурсами, может использовать систему цен и талонов с целью создания рынка для распределения этих ресурсов в рамках государственных или благотворительных организаций. Такая идея стояла за многими реформами социальных услуг в 1980-х годах, особен-но в Великобритании, которые нередко предшест-вовали реальной приватизации. От госучреждений требовалось торговать услугами с другими организациями так, как если бы они находились в рыночных условиях, отказавшись от профессионально-коллегиальной модели, прежде регулировавшей их взаимоотношения. В качестве важного примера можно упомянуть внутренний рынок, созданный в рамках Национальной службы здравоохранения.
Для обозначения всех этих практик мы будем пользоваться обобщенным термином «коммерциализация», поскольку каждая из них строится на идее о том, что качество общественных услуг возрастет, если существующие практики и этос государственной службы будут частично заменены практиками и этосами, типичными для коммерческого сектора. Такой термин более точен, чем «маркетизация», поскольку ряд из происходящих сейчас процессов ведет к искажению рынка вместо его очищения. Кроме того, «коммерциализация»— более общий термин по сравнению с «приватизацией», поскольку та,строго говоря,относится только к передаче тех или иных активов в другие руки.
Величайшие достижения капитализма и его господство связаны с индустриализацией. Созданная последней возможность массового производства потребительских товаров привела к раскручиванию спирали инвестиций в заводы и оборудование, производства и продажи товаров и дальнейшего инве стирования прибыли от этой продажи: этот механизм и стал основой богатства и процветания XIX-XX веков. Но капитализм расширяет свои рамки, не только создавая новые товары и производственные методы, но и энергично распространяясь на все новые и новые сферы жизни. Посредством процесса, известного как коммодификация, человеческая деятельность, происходящая вне рамок рынка и системы накопления, втягивается в их пределы. И это относится не только к производству материальных товаров, но и к услугам. Собственно, капитализм зародился в Европе на излете Средневековья именно в секторе услуг, главным образом в банковском деле, которое в последние десяти летия снова стало его фундаментом, — мы опять видим движение по параболе.
Капитализм может расширить свои пределы, если услуги, которые ранее воспринимались как обще ственные или семейные обязательства, переводятся в область наемного труда и становятся оплачиваемы ми. Многие политические конфликты прежних двух столетий были связаны с барьерами, которые всевоз можные иные силы, такие как церковь или рабочий класс, пытались возвести вокруг агрессивного капи тализма, стремящегося подмять под себя все новые и новые сферы жизни. В конце концов противобор ствующие стороны пришли к различным компромиссам: воскресенья и прочие религиозные праздники были более-менее исключены из капиталистической рабочей недели; семейная жизнь не подверглась коммодификации, главным образом благодаря уходу большинства замужних женщин с рынка труда; экс плуатация труда подверглась различным ограничениям; наконец, к середине XX века ряд базовых услуг был по крайней мере частично отобран у капитализма и рынка, поскольку их предоставление было сочтено слишком важным и необходимым для всех. Как отмечал Т.Х.Маршалл (Marshall, 1963), люди приобрели право на эти товары и (в первую очередь) услуги не потому, что могли покупать их на рынке, а благодаря своему статусу граждан. Право на определенные услуги стало признаком демократии, таким же, как невозможность купить на рынке право голоса или право на
