— Да хоть бы Волохов, к примеру.
Она замахала руками, сказала сурово и непререкаемо, потому что твердо верила в правоту своих слов:
— Ты, Валя, Вячеслава Егоровича не трогай, молодой ты еще, не дорос до этого. Требовательный он, да нельзя без этого, зато и справедливый, всяк это знает.
Валька наливал из самовара кипяток в большую цветастую кружку, когда-то отцовскую. Теперь он всегда пил из нее чай.
— Ничего себе справедливость: поменьше делать, побольше денежек получать!
Мать не поняла, о чем это сын судит, но возразила твердо:
— Если что Волохов и «химичит», так уж только не для себя старается, а для людей…
— А что, люди только в нашем колхозе живут? Всех остальных можно обманывать, да?
— Слова ты, Валя, используешь нехорошие, не нравится мне…
Валька мешал в кружке сахар и какое-то время молчал, был он угрюм, потом сказал с горечью:
— Закостенелый он, нельзя так больше…
Он шумно отхлебнул чай и высказал то, что до конца осознал сегодня на берегу.
— Не уеду я никуда, пускай так и знают, менять тут все надо, живут одним днем…
Мать молчала, она глядела на сына, слушала его и удивлялась: подросток ведь совсем еще, а уже судит вон как, погляди ты… Но спорить с Валькой не стала. Знала, что бесполезно, чего задумал, не свернешь.
Взрослый стал совсем.
Примечания
1
П е с т р у ш к а — речная форель.
