Левонтий лежал на спине с вытянутыми лапами в лужице крови. Пасть у него была оскалена, он был весь изодран. Вокруг на песке отпечатались огромные рысьи следы.

* * *

Колюха собрался съезжать с тони. Он демонстративно громко бухал сапожищами, бегал из угла в угол, складывал пожитки в пестерь, нервничал. Шурка нервничал тоже. Ему не хотелось оставаться на тоне одному. Но чтобы не унижаться, виду не подавал, сидел на лавке у печки и вырезал из березы плашки для ножен. Михаила он не уговаривал, знал, что бесполезно, и все же, когда тот забренчал посудой и присел глотнуть на дорогу чайку, Шурка попробовал:

— Может, надумаешь остаться-то, Миша?

Колюха аж закашлялся:

— Шутишь, а! Сегодня вон опять следы. Вкруг дома всю ночь шлялась! Хотел мамане вересу нарубить на помела, к кусту подошел, а там лежка.

— Нужон ты ей порато[12].

— Нужон не нужон, а караулит она нас. В лес не отойти… Затряхнет, как Левоху! Когти, как крючья ш-щучьи… Затряхнет. Из-за тебя все, паразита, навел беду…

Колюха чай пил вприкуску. Окунал в остывшую кружку куски сахара, подолгу промокал их там, потом хрумкал и злился.

— Поживи, ладно, поживи тута один. Скоро она тебе на шкирку-то с лесины али откуда скочит, ско- оро! Вытрясет опилки-то с башки, вы-ытрясет!

Шурка попытался козырнуть еще кое-чем:

— Заработки-то, Миша, пошли какие, в каку осень видели? Семга, смотри, прет, как прорвало, спасу нету…

Колюха это и сам понимал, но аргумент не подействовал.

— А нужны они мне больно будут, ежели я с прокушенным брюхом на бережку буду стыть. Не-е!

И Михаил допил чай. Сейчас уйдет… Шурка высказал главное, наболевшее:

— Дак что, я ей сдаваться должен, зверюге этой!

Колюха пристукнул об стол пустой кружкой, нервно хохотнул и посмотрел на Шурку, как на человека, у которого явно не все дома и которого ему жаль.

— Борец! Сражаться с ей задумал! Погляди… ха!.. Да она с тобой легше, чем с Левонтием. Это ж матерь! Ты же сынка у ей сгубил, балбесина, почто-то! Борец…

Уже встав и набросив на спину пестерь, Колюха, чтобы расстаться хоть более-менее мирно, добавил напоследок:

— Я вот про тебя, борца, Матвеичу расскажу, он тебе задаст.

И ушел. И Шурка остался один.

* * *

Темень непроглядная. Низкие черные тучи закрыли небо. Они несутся почти над самой крышей, их царапают елки, что растут на угорах, подступающих к морю. С северо-запада задувает сырой и холодный «побережник». Облизывая холмы, он падает в пологое ущелье — ручьевину, разгоняется по нему и набрасывается на избу, прижавшуюся к открытому морскому берегу.

Шурка стоит на крыльце, держится за расшатанные, подпорченные временем дощатые перила и смотрит на темный шумный лес. Ворот фланелевой клетчатой рубашки у него расстегнут, по лицу ударяют мелкие злые дождевые капли, редкие волосы слиплись и мотаются на ветру тонкими кисточками. Но Шурке не холодно сейчас и не страшно: вечером он хлебнул из бутылки, оставшейся еще от Колюхи. Шурка, конечно, знает, что страх снова вернется. И он опять не будет спать ночами, будет вздрагивать от каждого шороха за стенами, а утром (прежде, чем выйти на улицу) долго выглядывать в окна и, приоткрыв входную дверь, сначала просовывать в нее ружье…

Сейчас страха нет, есть только выворачивающее душу отчаяние, и Шурка разговаривает с лесом. Он даже и не разговаривает, а будто бы приплакивает, как деревенские старухи на проводах покойника, подвывает тихо и обреченно в конце каждой фразы. Ветряная рвань разбрасывает его слова, и они улетают к морю не услышанные лесом, растрепанные.

— Ну отстань ты от меня, а-а… Слышь, ты, а… Христа-та ради, мамка-а… Не хотел я его… Подвернулся он… Вот беда-то, а.

Послушь, ты, а-а… Жениться ведь мне надо сей год. Невеста и все ето есть уж. Не злобься ты на меня, мамка-а… Рыба-та прет, спасу ведь нету-у. Деньги-то нужны… али нет… Понимать должна-а… Ну не хотел я. Прости ты, Христа ради, мамка-а…

Рванина-ветер уносит слова в море, и лес ничего не слышит.

* * *

Шурка вернулся от Лизки под вечер. Чтобы не топать по берегу и не шарахаться от каждого куста, он сходил к ней на карбасе с подвесным мотором и сдал рыбу. Обратно на тоню возвращаться смертельно не хотелось, одни только наплывающие обрывки воспоминаний о ночных кошмарах рождали бегающих по коже шершавых мурашей. Лизавете Шурка всегда хоть и отдаленно, но нравился. Ершистостью, мужской удалью, что ли. Сегодня он был до необычайности пришибленным, вялым, поблекшим и скоро наскучил. Так и сказала ему, что не до него ей, и, хоть и не очень-то надо было, пошла сбирать бересту. Шурка посидел- посидел около склада, подышал переменой обстановки и, взяв себя в руки, решил: пора! Запотягивал взводенек, а в море стояла снасть. Надо было возвращаться.

У своей тони поставил дорку на рейд и только вышел на берег, как увидел ее следы. Они подходили к воде как раз в том месте, где он садился в карбас, когда повез к Лизке рыбу, словно рысь искала его здесь. Шурка остановился, будто споткнулся об эти следы, идти к избе не хватало духу. Но не жить же в карбасе, и Шурка медленно, озираясь и оглядываясь, сгорбившись, побрел к тоне. Ружье со взведенными курками держал, как будто подкрадывался к зверю, спрятавшемуся за избой.

Рысьего следа около крыльца не было, не вел он и в дыру под пол. Входная дверь была приоткрыта. Прежде чем войти в нее, Шурка постоял и повспоминал: да нет, вроде закрывал. Может, ветер…

В сенях ему на плечи упал кто-то тяжелый, сбил с ног. Шурка дико закричал и, падая, инстинктивно нажал на оба курка. Мгновения слились в грохоте выстрела и в боли от удара затылком об дверной косяк. Шурка упал…

Придя в себя, он зашел в избу, сел на койку, потом лег на нее со стоном. Уснул только под утро, забылся в коротком и тревожном сне.

* * *

Утром Шурка выбрал невод. Сложил на дно карбаса мокрую снасть, расшатал и выдернул из воды колья, поклал их аккуратно на банку. Он выбрал невод насовсем. Подъехав к берегу и зайдя в избу, чай кипятить не стал, есть не хотелось. Плеснул в кружку вчерашний холодный кипяток и выпил пустую воду с куском черного хлеба. Перетаскал в карбас небогатый скарб: бензин, продукты, постель… оттолкнул лодку от берега, чтобы не «обсыхала»: шел отлив…

Перед тем, как завести мотор, он долго сидел, курил, внимательно и задумчиво вглядываясь в кусты и лес, будто хотел напоследок увидеть зверя, который заставил его покинуть эти места. Потом поднялся, снял зачем-то кепку и сказал:

— Ты это, не помни худо. Понял я все… Успокойсь…

И завел мотор.

6

Исхудавшая, выбившаяся из сил Рысь ушла, когда в памяти стерся запах ее сына, Рысенка, отнятого у нее Человеком. Она вернулась в дикие, глухие и свободные таежные крепи, где испокон веков господин

Вы читаете Успокойсь
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату
×