замещено продуктом симбиоза человека и технологии.
«Глаз сканера, ходячие языки, искусственные легкие, кибернетические уши, половые органы без выделений и другие органы без тела…» Они описаны в литературе, которая, как говорил американец Крокер: «Не что иное, как обман, сокрывающий непреложность смерти. Вовсе не случайно кибернетическая вечность является одним из популярных сюжетов повествований, где физический мир растворяется и весь космос прекрасно умещается в компьютере».
Послушаем также доктора Тузо, знакомого с другими экстремальными ситуациями: «В попытках суицида, отказе от общения и приема пищи, токсикомании, а также стремлении рисковать своей жизнью (превышение скорости, езда на мотоцикле без шлема и т. д.) выражается стремление индивидуума возобладать над своей собственной неполноценностью. Насильственные попытки преодоления границ скрывают в своем основании классическую фантазию победы над судьбой и полной самореализации».
Витольд Гомбрович[47] как-то обеспокоено сказал: «Состояние духа нашего современника лучше всего определяется как „незрелость“… Ставшая чуждой культура вызывает и высвобождает в нас это состояние незрелости».
Обычно говорят, что «искусство не бывает аморальным», хотя лучше было бы сказать, что оно не бывает нелегальным. Лишаясь сакрального характера, оно попадает в мрачный гетеанский треугольник: «война, торговля и пиратство, все три в одном, неразделимы» (Фауст, II). «Любитель искусства» уже давно превратился в молчаливого свидетеля, наблюдающего безнаказанное появление в музеях и галереях плодов грабительских войн, этнической резни и других преступлений (расхищения гробниц, разрушения культовых сооружений и т. д.).
«Свободный обмен» лишь упрочил положение дел, выступив против дискриминации при товарообмене и предлагая охватить всю культуру категориями «услуг», представить ее одним из многочисленных побочных продуктов (таких, как видеоигры, фильмы, компакт-диски, туризм и т. д.), предлагаемых потребителю мультинациональными корпорациями.
Незаметная продажа услуг следует за выставленной напоказ торговлей товарами и уже начинает противостоять ей: рекламодатели утверждают, что они находятся на рынке не для того, чтобы продать товар, но для того, чтобы создать новые поведенческие реакции и противостоять индустриалистскому давлению…
«Глобализация единого рынка» предполагает засвечивание происходящего и одновременную всеобщую конкуренцию предприятий и корпораций, а также конкуренцию потребителей: не только представителей референтных групп, но всех индивидов как таковых. Поэтому везде, в самых неожиданных местах, мы встречаем универсальную негативную рекламу, отличную от привычной рекламы торговой марки или анонса какого-либо товара. Сейчас речь идет о появлении настоящего рынка для взгляда, основанного на торговле видимым, — рынка, намного превосходящего по своим возможностям рекламную кампанию отдельных фирм.
В свете этих событий становится очевидным значение концентрации телефонных, телевизионных и телеинформационных компаний. Если в XX веке «фея электричества» дала городам непосредственное освещение, то концерны пытаются обеспечить непрямое освещение мира. «Фея электроники» обещает магическое исполнение желаний, и создаваемое ею опто-электронное освещение благоприятствует появлению виртуальной реальности киберпространства. Созданное с помощью телетехнологий пространство мультимедийных сетей предполагает новый способ видения, глобальную оптику, лежащую в основании паноптического видения, необходимого для создания «рынка видимого».
Модная сейчас глобализация требует постоянного сравнения себя с другими и наблюдения за каждым. Каждая экономическая или политическая система должна внедриться во внутреннее пространство всех остальных систем и не давать им возможности хотя бы на некоторое время освободиться от конкуренции. В эпоху гигантского планетарного рынка любое информационное сообщение будет влиять на весь мир, что раньше происходило только с военной информацией и злоупотреблениями политической пропагандой.
Невозможно понять информационную революцию, не учитывая того, что она является информационным выражением начинающейся революции всеобщего доносительства. После первой бомбы, атомной, способной разрушать материю с помощью радиоактивности, в конце тысячелетия появился призрак второй бомбы, информационной, способной уничтожить спокойствие наций с помощью интерактивной информации.
От интерактивной рекламы к рекламе негативной один только шаг: маленький шаг для человека, но один огромный шаг к нечеловеческому! Один большой шаг к «всеобщему доносительству» и индустриализации разоблачений…
Наибольшее безрассудство, начинание мультина-ционального масштаба, обуславливается легким нажатием клавиши «ОК» «гражданином мира», увлеченным игрой в общество, где условные рефлексы значат больше, чем обмен мнениями, где феномен омассовления социального поведения охватывает все большее количество людей и угрожает демократии.
Альбер Камю как-то с усмешкой сказал: «Когда все мы будем виновными, тогда-то и наступит истинная демократия!» После эпохи проговариваемых доносов, злословия и клеветы, губительных для общества слухов, бесплатного телефона для доносчиков и прослушивания подозреваемых наступает царство оптического доноса, эра повсеместных cameras live в Интернете и камер слежения, устанавливаемых не только на улицах, проспектах, в банках или супермаркетах, но и в жилых помещениях, в муниципальных квартирах неблагополучных кварталов. На смену обществу тюрьмы, чья механика была раскрыта Мишелем Фуко, приходит общество контроля, предсказанное Жилем Делезом.
Во Франции решили фиксировать на условно-досрочно освобожденном электронный браслет- радиопередатчик, позволяющий определять его местонахождение в каждый момент времени, тем самым сокращая количество людей в переполненных тюрьмах. Сегодня эти нововведенные практики называют «гуманными», однако, можно не сомневаться, что вскоре они будут применены и к другим категориям людей, отклоняющимся от нормы.
Подобная практика имеет, в конечном итоге, ту же природу, что и «крепостное право» или электронное заточение преступника в замкнутом округе полицейского участка.
«Политика — это спектакль, который зачастую исполняется на эшафоте», — примерно так говорил Томас Мор, подтвердивший, на свое несчастье, это личным опытом.
Сейчас экран замещает эшафот, на котором, согласно автору «Утопии», когда-то казнили политиков.
По существу, дилемма коммуникации стала самой серьезной угрозой, нависшей над нашими старыми демократиями, недаром называющимися представительскими.
Главным искусством в политике демократий было красноречие, которое завоевывало голоса и одобрение. Наши государственные мужи были людьми форума, трибуны, собрания. Их речь могла продолжаться в течение трех-четырех часов. Они были адвокатами, публицистами, журналистами, писателями, поэтами…
Сегодня мы можем задать себе один простой вопрос: как выглядели бы сейчас великие исторические трибуны, такие, как Клемансо или Черчилль, в телевизионных передачах, типа «Шоу двойников», заполняющих жестикулирующими и идиотствующими политическими клонами экраны во всех демократиях мира? После подобной телевизионной прокачки обладали бы эти государственные чиновники харизмой, делающей возможной мобилизацию населения и спасение демократии от окончательного исчезновения?
С полным правом в этом можно усомниться. Если задуматься о будущем представительской демократии, то будет ясно, что большинство крупных партий уже мечтают о настолько soft; настолько молчаливом избирателе, что из него невозможно сделать даже, нелепую марионетку, извлечь хотя бы какое-либо идиотское решение.
За короткий срок на наших экранах появились новые политические мутанты… Эти персонажи понимают, что в мире полной глобализации уже, по сути дела, не существует «правого» и «левого», что
