самой лучшей, самой трудолюбивой части нашего крестьянства, уничтожение последних остатков нашей интеллигенции, разрушение религии, миллионы расстрелянных и погибших в концлагерях — всё это оправдывается невинным словом — диалектика.
Для достижения всемирной большевистской революции все средства хороши!
И горе тому веку и живущим в нем, когда дела дьявольских диалектиков осуществятся!
Разве вы не читали в Апокалипсисе, в 13 главе, что «поклонятся ему все живущие на земле, которых имена не написаны в книге жизни у Агнца, закланного от создания мира»? А чтобы это могло случиться, они решили наши христианские понятия о добре и зле заменить вот этой самой хитрой диалектикой…
Нашу беседу прервал подошедший к нам снова Адамчук. Он записал нам 100 %, сказал пару теплых слов, пересыпав свою речь добродушными ругательствами, и повел лесорубов к месту сбора всей бригады.
Было уже по зимнему темно. На небе загорались первые сибирские звезды, 40-градусный мороз снова стал обжигать лица и руки. Под охраной 3 конвоиров и 2 овчарок бригада из 26 лесорубов медленно пошла по глубокому снегу к санной дороге. А там еще 6 километров тяжелого пути до холодных бараков, обнесенных высоким досчатым забором, колючей проволокой, наблюдательными постами на углах, с яркими прожекторами и сигнальными красными огнями… Затем полуголодный ужин и тяжелый сон каторжника. А на утро, в 5 часов, снова подъем и снова то же самое сначала… И так долгие беспросветные годы…
За что?
«Были ли вы арестованы при советской власти? Если нет, то почему?».
Говорят, что Чичерин, бывший в свое время Наркоминделом, страдал сахарной болезнью, впадал в «антисоветскую меланхолию» и под ее влиянием часто острил. Но это была не острота. Это — была действительность!
Если с 1917 по 1935 было репрессировано 27 миллионов человек, а к началу войны эта цифра возросла еще на пять миллионов, особенно за годы ежовщины, то острота Чичерина станет не только понятной, но и страшной. Чтобы это понять, нужно было быть советским гражданином, нужно было перенести всё то, что мы перенесли.
В заключении, оказывая многим своим соузникам нелегальную юридическую помощь, в части подачи жалоб, кассаций и заявлений, мне пришлось очень подробно ознакомиться с сотнями «дел», которые привели несчастных в тюрьмы и концлагеря.
С точки зрения любого, так называемого буржуазного государственного права, с точки зрения любого уголовного законодательства всех времен и народов и, наконец, здравого человеческого смысла, не изуродованного марксизмом, — все эти «составы преступлений» настолько абсурдны и смешны, что кажутся анекдотами и выдумкой. Здравому уму трудно поверить, чтобы человеку, который при чтении газеты «Известия», описывавшей подробности допроса обвиняемых по делу убийства Кирова, позволил себе улыбнуться, предъявили обвинение в «потенциальном сочувствии убийцам Кирова» и осудили на пять лет.
— Душевнобольная женщина, лет 55, находившаяся в колонии для умалишенных более 10 лет, была переведена в Сиблаг на пять лет за то, что плюнула на портрет Сталина. Она и в лагере продолжала бранить большевиков и за каждым ругательством швыряла в воздух камнями. При Ежове ее, кажется, расстреляли.
— Глухонемой попал в лагерь на пять лет за то, что кому-то мимикой показал на портрет Ленина или Сталина, приделывая им своими пальцами рога.
— Зубной врач-еврей, старик лет под 70, попал в Яйский лагерный пункт на три года за регулярное посещение синагоги.
— Матросик с какого-то советского парохода без разрешения капитана в Гдыне сошел на берег. Заподозренный в попытке к побегу за границу матросик был расстрелян, а всех его родственников, числом около 15 человек, с «пятерками» и «тройками» загнали в Сиблагери.
— Бухгалтер московского треста Сокольский позволил себе назначить свидание с машинисткой этого же треста Калябиной на Красной площади у остановки трамвая. Машинистка запоздала на 10 или 15 минут, и наш бухгалтер вынужден был пропустить несколько вагонов трамвая, вглядываясь в молодых женщин. На него обратили внимание агенты НКВД и пригласили на Лубянку. Через пару месяцев бухгалтер имел 10 лет по 8 пункту 58 статьи (подозрение в подкарауливании членов правительства с террористической целью) и по Великому сибирскому пути ехал на восток.
— Член партии, отдыхавший в Сочи, имел неосторожность забрести в зону, за которой «почивал вождь мирового пролетариата». Выскочившие из-за кустов агенты ГПУ схватили растерявшегося коммуниста и потащили в ГПУ. Через несколько месяцев Сочинский курортник ехал с нами в одном поезде на восток. (Подозрение в террористических намерениях).
— Двое часовых дежурили у Красных ворот, ведущих в Кремль. Переодетый агент НКВД предъявил им фальшивый пропуск — его пропустили в Кремль. Провинившихся часовых отдали под суд. Одного расстреляли, а другого с «десяткой» прислали к нам в Заполярье.
— Бывший «кулак», находившийся в ссылке на Урале, за чтение Библии среди ссыльно-поселенцев был переведен в Сиблаг на пять лет за «контрреволюционную агитацию».
— Рабочий одного лесопильного завода, Митяев, получил пять лет концлагерей за «контрреволюционную пропаганду»: уклонился от подписки на заём.
— Бухгалтер одного сибирского комбината имел немецкую фамилию Киндерман и — отчество Карлович. Ему создали дело и дали 10 лет.
— Колхозник Карпович за отказ сотрудничать сексотом в пограничном с Польшей городке был наказан пятью годами за «подозрение в шпионской деятельности».
— Строительный техник Великанов из Воронежа имел пять лет за «антисоветскую агитацию», выразившуюся в том, что в кругу своих сослуживцев по техническому отделу назвал Калинина «заведывающим советской властью».
— Известного богослова и математика Павла Флоренского, за отказ отречься от священнического сана, осудили на десять лет. И так далее, и так далее…
60 % всех дел, с которыми мне пришлось познакомиться, были созданы в подвалах НКВД и подписаны под разными угрозами, избиениями и пытками.
— Механика-подводника Черноморского флота Максимова, человека огромного роста и внушительной силы пытали шесть палачей. Ему клали на грудь доски, по которым били потом пудовыми гирями. Когда у него горлом пошла кровь, он согласился подписать обвинение.
— Командующего Черноморским флотом Орлова и 40 других командиров расстреляли, Максимову же дали 15 лет. На вопрос, за что же ему столько дали, он отвечал: «Не знаю».
— Бывшего редактора одной столичной газеты пытали сиденьем на стуле. После трехсуточного сидения у него стала выпадать прямая кишка.
— Инженера Смирнова из-под Москвы заставили стоять возле самой стены, касаясь ее лицом и носками ног. После трехдневного беспрерывного стояния и нескольких обмороков с пытками обвинение во «вредительстве» было подписано. Смирному дали 15 лет и прислали в Заполярье.
— Группу латышей из-под Томска обвинили в «сочувствии в организации Папой Римским крестового похода против СССР». Их приговорили к высшей мере наказания, всех перевязали и с резиновыми «грушами» во рту повезли в лес расстреливать. 10 или 11 приговоренных были расстреляны, а оставшемуся Алкснису в последнюю минуту расстрел заменили 10 годами. Потом он часто вспоминал: «Этой резиновой «груши» я никогда не забуду!».
Когда в 1938 году он отбыл последний год, Москва прислала ему еще пять лет. Он в отчаянии собирался было покончить с собой, но прошло некоторое время, Алкснис превозмог себя и снова потянул лагерную лямку. Он работал по технормированию и это спасало его от тяжелой физической работы.
