она. — Я не встречала на юге такого способа заставлять поднять флаг.
— О, вы не знаете храбрости наших солдат, синьорина! — самодовольно отвечал тот. — Мы можем заставить трепетать Францию!
Раздался выстрел. Девушки с визгом бросились — кто в сторону, кто на землю; Джита, бледная, не отрывая глаз, следила за полетом ядра, не долетевшего до люгера и затонувшего в воде.
— Какое счастье! — прошептала она, и на губах ее появилась довольная и несколько ироническая улыбка.
— Славный удар, настоящий удар, прекрасная Джита! — воскликнул градоначальник, отнимая руки от своих ушей. — Еще два-три таких выстрела, и этот иностранец научится уважать тосканцев. Ну, что ты скажешь, честный Мазо? Объявит нам теперь этот люгер свою национальность или предпочтет еще испытать наши силы?
— Если они благоразумны, они поднимут флаг; но я что-то не вижу никаких к тому приготовлений.
Действительно, люгер, повидимому, не торопился удовлетворить любопытство жителей. Два-три матроса поднялись на мачты, но, очевидно, совершенно игнорируя полученное с берега приветствие. Затем люгер несколько уклонился, как бы желая обойти мыс, и береговая артиллерия смолкла; но вот он вдруг быстрым движением направился прямо в канал, и его встретили новым выстрелом, при чем (как бы подтверждая восторженные похвалы градоначальника местному гарнизону) ядро в виде разнообразия упало на этот раз позади судна.
— Очевидно, теперь уже понято ваше желание, синьор градоначальник, — живо обернулась к нему Джита, — и они не замедлят его исполнить. Ведь не будут больше стрелять, не правда ли?
— К сожалению, солдаты одного с вами мнения, синьора, они уже складывают свое оружие. Очень жаль, так как теперь они, наверное, попали бы в самый люгер; до сих пор вы видели одни приготовления.
— Этого было вполне достаточно, — улыбнулась Джита; она снова получила способность улыбаться, когда убедилась, что стрелять больше не будут.
— Но посмотрите, синьор, люгер готов удовлетворить ваше желание.
Прекрасное зрение не обмануло Джиту, а минуты через две и для всех стало очевидным, что сейчас поднимут флаг. Общее нетерпение увеличилось, все напряженно глядела на иностранное судно; наконец, флаг был поднят: белый флаг с красным крестом.
— Английское судно! — воскликнул Мазо. — Я так и предполагал, но не был вполне уверен.
— Истинное счастье иметь около себя в настоящее тревожное время такого моряка, как вы, почтенный Мазо! Но удивительно! Что побудило это маленькое судно пуститься в такое далекое путешествие? Оно как будто желает обойти наш порт.
— Повидимому, — с легким вздохом отозвалась Джита. — Но это несомненно английский люгер; мне знаком английский флаг.
— Ваш дядя ведь на континенте в настоящее время? — вкрадчиво спросил ее градоначальник, подозрительно всматриваясь в выражение ее лица.
— Я так думаю, синьор, — отвечала Джита. — Но я мало знаю о его делах, кроме одного, что как раз в настоящее время могу ожидать его сюда. Ах, взгляните, люгер заворачивает к нам.
Теперь все устремились с мыса, чтобы встретить на набережной нежданного гостя. Мазо и градоначальник открывали шествие, а молоденькие девушки с Джитой с любопытством спешили за ними. Скоро все разместились вдоль набережной и на ближайших лодках, а иностранное судно, пользуясь легким попутным ветром, грациозно и плавно входило в широкую и глубокую бухту.
Глава II
Почти стемнело, когда прибывшее судно бросило якорь в Порто-Феррайо. Удовлетворив свое праздное любопытство, толпа начала понемногу расходиться. Синьор Вити ушел последним, считая необходимым свое присутствие при посещении города иностранным судном «в настоящее тревожное время». Но, несмотря на всю суетливую деловитость Вито-Вити, от его внимания совершенно ускользнуло то обстоятельство, что люгер стал на якорь таким образом, что очутился вне выстрелов со стороны местных укреплений, сохраняя при этом для себя лично полную возможность самообороны в случае нападения. Но градоначальник вообще мало знал и думал о направлении пушечных ядер, лишь бы они не трогали его самого.
Из всей недоверчивой, боязливой и любопытной толпы, после того, как люгер бросил якорь, только Томазо и Джита оставались на набережной. Они не сводили с него глаз. На обычный служебный вопрос: «Кто и откуда?» со стороны карантинных чиновников — с судна дан был вполне ясный ответ: из Англии, через Лиссабон и Гибралтар. Упоминание этих мест подействовало успокоительно — оттуда нечего было ждать какой-либо заразы. Но когда дело дошло до названия судна, то произошла общая заминка.
— «Крыло и Крыло»! — отвечали с люгера.
Услышав это странное название карантинный персонал был вынужден обратиться к помощи переводчика, который в свою очередь оказался далеко не на высоте своего призвания и нисколько не посодействовал уяснению непонятных слов. После нескольких перекличек на люгере подняли новый флаг с изображением на нем двух распростертых крыльев, между которыми ютился маленький люгер; в общем это изображение несколько напоминало летящего херувима и до некоторой степени дало наглядное объяснение названию «Крыло и Крыло», что послужило к общему успокоению и удовольствию.
Томазо и Джита дольше всех оставались на набережной. Лоцман, как называли Тонти за его основательное знание всего побережья, при чем ему даже нередко приходилось руководить плавающими у острова судами, перебрался на палубу одной из фелук, откуда ему очень удобно было наблюдать за иностранным люгером. Джита осталась на набережной, избегая непосредственного столкновения с матросами, но и не теряя из виду люгера.
Прошло, однако, по крайней мере полчаса, пока, наконец, с люгера спустили шлюпку. Уже совсем стемнело, когда эта шлюпка подъехала к лестнице у пристани и к ней спустились двое таможенных чиновников. Прибывший моряк показал им свои бумаги, которые, повидимому, оказались в исправности, а потому ему позволили подняться на берег. Джита подошла к группе. Она была так плотно окутана широкой тальмой[12] что ее почти не было возможности узнать, но сама она внимательно всматривалась в черты лица и во всю фигуру незнакомца. Она казалась удовлетворенной результатом своего осмотра и немедленно исчезла. Между тем Тонти поднялся с своей фелуки на набережную и сказал незнакомцу:
— Синьор, его сиятельство градоначальник приказал мне передать вам его приглашение пожаловать к нему; он живет поблизости и будет очень огорчен, если вы не окажете ему этой чести.
— Его сиятельство не такое лицо, которое удобно было бы огорчать, — отвечал незнакомец на весьма хорошем итальянском языке, — и я немедленно отправлюсь к нему.
Он обернулся и приказал привезшим его матросам вернуться на люгер и ждать условного сигнала, чтобы приехать за ним.
Провожая его к Вито-Вити, Томазо не упустил случая предложить незнакомцу несколько вопросов, желая выяснить себе некоторые, еще продолжавшие его смущать подробности.
— Скажите, синьор капитан, давно ли англичане обзавелись люгерами? Кажется, ваша нация предпочитала до сих пор другие формы судов?
Незнакомец громко расхохотался.
— Видно, вам недалеко случалось плавать, а в Ламанше, должно быть, и совсем не были, если не знаете, что на острове Гернсей люгера предпочитают всем другим судам.
Мазо признался, что не имеет никакого понятия об этом острове.
— Гернсей — остров, и хотя он уже веками находится во власти англичан, но население в нем больше чем наполовину французское; имена и обычаи там по преимуществу французские.
Томазо промолчал. Если ответ незнакомца не был злостным вымыслом, то рассеивались все его
