Итуэль. — Ничего нет постыднее, чем вымаливать подаяние!
После некоторого колебания Андреа Баррофальди спрятал свои деньги. Но его недоверие к американцу нисколько не уменьшилось.
— Скажите мне только одно, синьор Больт, — сказал он после некоторого раздумья, — почему вы остаетесь на службе у англичан, если вы их так ненавидите? Земля велика, вы могли бы найти себе занятия в другом месте.
— Вы меня не знаете, иначе вы бы не задали мне такого вопроса, синьор. Я служу английскому королю, потому что он мне за это хорошо платит. Если вы хотите забрать кого в руки, становитесь его кредитором — это вернейшее средство.
Все это вице-губернатор прекрасно понял и после нескольких вопросов, на которые не получил никакого удовлетворительного ответа, кончил тем, что вежливо простился, сказав Бенедетте, что не было никакой надобности уводить иностранцев в отдельную комнату.
Что касается Итуэля, то, решив после уход должностных лиц, что, может быть, не совсем безопасно было бы для него продолжать пить, он расплатился с хозяйкой и вышел из кабачка со своим товарищем.
Через час он спустил привезенные им контрабандою три бочонка табаку одному из местных купцов, для чего и сходил на берег. Этот личный его доход приобретался без ведома Рауля Ивара, капитана люгера.
Глава V
Побродив еще с час с градоначальником по набережной, вице-губернатор, наконец, удалился к себе, и результат его долгих размышлений остался неизвестным. Люгер продолжал стоять спокойно на своем месте. Неизвестно также, имели ли второе свидание Рауль Ивар и Джита.
Великолепны бывают утра на побережьи Средиземного моря! Ласкающая, ясная тишина предшествует солнечному восходу, нежная окраска неба, словно призывающая нас любить природу, сменяется яркими солнечными лучами. Такое чарующее утро сменило ночь.
С восходом солнца началось движение на люгере, замелькали шляпы матросов, и две фигуры появились около борта, внимательно всматриваясь в еще спящий город. Это был Рауль Ивар и Итуэль Больт. Они говорили между собой по-французски, хотя последний из них совершенно игнорировал при этом все требования грамматики и правила произношения.
— Едва ли стоит заняться этим австрийским судном, — говорил Рауль, — оно не принесет нам никаких выгод, и его гибель только разорит несколько бедных семейств.
— Вот новый взгляд для корсара, — насмешливо возразил Итуэль. — Посмотреть бы вам на революцию у нас! Уж, конечно, свобода и равенство покупаются не дешевой ценой, жертвы неизбежны. О, будь это английское судно! Как бы я его славно поджег! Вы знаете, Рауль, когда я вынужден был итти против ваших и отказывался, ссылаясь на свои политические убеждения, не позволявшие мне сражаться против республиканцев, мой капитан приказал принести розог и заявил мне, что желает проверить совестливость и деликатность моей кожи, и если она окажется несогласной с его понятиями о моих обязанностях, то он распорядится об увеличении отпускаемого мне наказания. Я должен вам признаться, что он одержал верх, и я бился, как тигр, чтобы избежать вторичной порки! Да, это не шутка!
— Но теперь вы в иных условиях, мой бедный Итуэль; день мщения близок.
Затем воцарилось продолжительное и мрачное молчание. Рауль машинально следил глазами за матросами, занимавшимися мытьем палубы, а Итуэль погрузился в невеселые воспоминания о всех перенесенных им оскорблениях.
Наконец, тяжело вздохнув, Итуэль поднялся и, как бы желая скрыть свое лицо от Рауля, повернулся лицом к входу в бухту. Но едва он взглянул по атому направлению, как сильно вздрогнул и невольно вскрикнул; в тот же миг Рауль был подле его и посмотрел в ту же сторону. Свет восхода дал им возможность различить предмет, представлявший для них немаловажное значение в их настоящем положении.
Когда накануне они выбирали наиболее безопасное для стоянки место, они естественно бросили якорь так, чтобы иметь перед собой свободный выход в море. Благодаря туману, они приняли за островок, который, действительно, должен был находиться здесь неподалеку, что-то темное, смутно выделявшееся своими очертаниями. И вот теперь, к своему ужасу, они определенно различили корабль на месте предполагаемого острова!
На корабле был поднят флаг, но нельзя было разобрать его рисунок. Ивар в свою очередь вскрикнул.
— Хороши мы будем, если это английское судно! Что вы скажете, Итуэль? Различаете вы флаг? Ваши глаза лучше моих.
— Но я тем не менее не знаю глаз, которые видели бы на таком расстоянии. Я принесу трубу.
Через минуту он вернулся с двумя биноклями — для себя и для Ивара.
— Трехцветный флаг! — воскликнул Рауль.
— Посмотрите, Итуэль, какое это судно могло прислать сюда республика?
— Не то, Ивар, — отозвался Итуэль таким странным тоном, что Рауль удивленно посмотрел на него. — Не то, капитан. Нелегко птице забыть клетку, в которой она томилась годами! Это проклятая «Прозерпина».
— «Прозерпина»! — повторил Рауль, хорошо знакомый со всеми приключениями товарища и не нуждавшийся в дальнейших пояснениях. — Но если вы не ошибаетесь, «Блуждающей Искре» следует потушить свой фонарь. Я различаю двадцать два отверстия с торчащими из них пушечными жерлами, — столько же, значит, и по другую сторону, и, следовательно, всего сорок четыре.
— Мне незачем подсчитывать число пушек, я знаю, что это «Прозерпина», фрегат; капитаном там Куф, — да, я все знаю!.. Итак, это «Прозерпина». От души желаю ей провалиться на дно моря!.. Вполне достаточно одного залпа с нее, чтобы загасить «Блуждающую Искру»!
— Я не сумасшедший, чтобы вступать в бой с фрегатом, Итуэль; но я слишком сжился со случайностями на море и привык не тревожиться до тех пор, пока опасность не станет очевидною.
— Послушайте, Рауль, и рассудите сами, — с силою заговорил Итуэль. — Ни один французский корабль не выкинет своего флага перед неприятельским городом, — это значило бы обнаружить свои намерения. Но английское судно могло выкинуть французский флаг, потому что вполне в его власти выкинуть вслед за тем другой, а оно может кое-что выиграть этой хитростью. «Прозерпина» французской конструкции. Да мне ли ее не узнать, когда все ее особенности неизгладимо запечатлелись на моей спине, так что никакой губкой не стереть?!
— Однако, Итуэль, если это английский фрегат, то ему может взбрести на ум зайти в эту гавань и стать возле нас, — проворчал Рауль.
— Что тут делать большому военному судну! Не все так любопытны, как «Блуждающая Искра».
— И правда, что бы ему делать в этой трущобе? Ну, видно, надо быть ко всему готовым. Но так как он любезно выкинул свой флаг, ответим и мы ему тем же. Эй, выкинуть флаг!
— Который, капитан? — спросил старик рулевой, на обязанности которого было выкидывать флаги и который никогда не смеялся и смотрел всегда исподлобья, — Капитан не забыл, что сюда мы вошли под флагом Джона Буля?
— Ну да, и теперь его же поднимите, — приходятся прибегнуть к наглости, раз мы одели на себя маску. Лейтенант, распорядитесь, чтобы все было в порядке и наши носовые платки заготовлены: никто не может сказать, когда понадобится «Блуждающей Искре» утереть ими свое лицо. Итуэль! Вот он повернулся несколько больше на восток, мы можем его лучше рассмотреть.
Оба снова вооружились биноклями, и воцарилось общее молчание. Итуэль, обыкновенно такой болтливый, становился всегда серьезным и сосредоточенным в исключительных случаях. Раулю тоже было не до разговоров, а матросы подражали американцу, который пригрозил им серьезными последствиями в случае обнаружения их французского происхождения. Они старательно перенимали сдержанные, даже угрюмые манеры англичан, за которых себя выдавали, и упорно молчали, наперекор своему живому
