В Ибирии. Королевство черной магии — его иногда называют Айбайль.
Мэт отбросил все сомнения. Ведь он же сам собирался в Ибирию и метил на королевский трон. Он же дал клятву сделать это и теперь не мог винить силы небесные или чем бы это ни было за то, что его поймали на слове. Следовало быть поосторожнее со словами. В ярости он неосмотрительно вернулся к своим старым привычкам и использовал выражения, которые были несколько более эмоциональны, чем следовало. Но по законам этой чокнутой вселенной он обязан был сделать то, что пообещал. Это было нечестно — ловить на слове, хотя не так уж несправедливо.
Мэт постарался не думать об этом и заставил себя улыбнуться, радуясь сиюминутным приятным мелочам и упиваясь дикой красотой природы. Он даже позволил себе угрызения совести, что так поспешно покинул Алисанду. Но чувство вины стало совсем мизерным, когда Мэт вспомнил, что его возлюбленная могла в любую минуту, буде ей того захочется, отдать приказ отрубить ему голову. Мысль была весьма устрашающей, хотя он надеялся, что Алисанда никогда бы этого не сделала.
Правда, если бы только этого не потребовали интересы государства.
Мэту хотелось смеяться, душа его будто обрела крылья. Какой свободой веет от этих гор. Он никогда раньше не понимал, насколько он несвободен.
И насколько ему осточертел двор. Вполне возможно, что Алисанда — воплощение добродетелей и по мере сил таковые защищает, но при дворе постоянно действовали продажные силы, и закулисная драчка становилась все яростнее. Целых три года! А теперь он оказался в стороне от всего этого. Мэт решил прогуляться по долине. Чуть выше по склону лес поредел, и стало видно, что дальше тропинка круто уходит вниз. Наверное, это горная цепь, протянувшаяся вдоль границы Ибирии и Меровенса, а если прикинуть к его родной вселенной, это было похоже на Пиренеи. Может, и здесь они так назывались. Мэт остановился и увидел три поваленных деревца. Он подошел поближе и выбрал приглянувшееся. С размаху ударил его о землю, однако для полуторадюймового деревца оно слишком легко гнулось, хотя выглядело вполне надежно. Мэт нахмурился и ударил его о колено. Раздался хруст, и деревце переломилось пополам. Мэт поморщился — вся сердцевина давным-давно прогнила. Отбросив обломки, он взял другое и опять ударил одним концом о землю, понаблюдав, как дрожит его макушка. На конце деревце загибалось в виде крюка и образовался нарост. На этот раз Мэт был удовлетворен своим выбором и начал очередную атаку склона с новым помощником.
Отдуваясь, он продвигался к вершине. Жаль, нельзя наколдовать себе лошадь. Конечно, можно было бы сотворить одну, но это все равно что повесить вывеску «Маг здесь» для кого-нибудь из его братии, а уж в том, что они где-то поблизости, сомневаться не приходилось: во-первых, Алисанда без промедления пошлет младших магов по его следам, чего уж говорить о колдунах Ибирии.
Ох, лучше не поминать их. От одной этой мысли у Мэта все похолодело внутри. Конечно, он не должен оставаться здесь. Разумеется, что Силы Небесные не будут настаивать, чтобы он исполнил клятву, данную во гневе в тот момент, когда он совершенно собой не владел! И тем более сейчас, когда он в полной мере осознал, с чем связался. Так, значит, никто его не заставит? Конечно, нет! Так что никаких проблем, он спокойно может вернуться в Меровенс, просто произнесет нужное заклинание и... Мэт нашел рифму, начал произносить и вдруг остановился — последнее слово прямо-таки прилипло к кончику языка — любой странствующий маг Алисанды мог совершенно спокойно засечь его ворожбу, не говоря уж о колдунах Ибирии.
Ха, а какая разница, если он уже будет на месте? Мэт глубоко вздохнул и:
Мэт прижал руки к груди в ожидании, когда вдруг все полетит вверх тормашками и земля уйдет из-под ног...
Но все оставалось по-прежнему.
Он проглотил подкативший к горлу комок и сделал еще одну попытку. В конце концов, вполне возможно, что Силам Небесным не понравилось место, которое он выбрал для своего возвращения.
Мэт слегка согнул колени, задержал дыхание...
И опять ничего не произошло.
Мэт тяжело выдохнул, расслабился. Ему поневоле пришлось признать, что так просто отсюда не выбраться. Он был настолько глуп, что дал клятву сместить погрязшего во грехе тирана Ибирии, и теперь Небеса поймали его на слове. Жаловаться было некому.
На самом деле он и не осмеливался. Трудно себе представить, что могло бы случиться, дай он сейчас волю своей злости. Нет, ему следует быть очень осторожным и следить за каждым словом, которое он впредь будет произносить.
Так-так, если Небеса не помогут ему вернуться в Меровенс, ему придется позаботиться об этом самому. Мэт повернулся лицом к солнцу, наметил тропинку, которая более или менее совпадала с нужным ему направлением, и зашагал на восток — к Меровенсу.
Мэт шагал уже почти целый час, но, можно было поклясться, склоны горы не стали хоть сколько-нибудь ближе. Оптический обман, другого и быть не может: дороги-то нет — нет и придорожных кустов, по которым можно отмечать пройденный путь. Мэт оглянулся — за ним тянулась длинная цепочка следов. Вдруг он услышал крики. Визг. Бряцание оружия. Не задумываясь, Мэт опрометью бросился на шум, скользя по неровному склону, огибая ямы и рытвины. Шумели где-то за холмом, чуть правее от тропы.
Он помчался вверх по склону. Вершина холма заросла чахлыми кустиками. Благоразумие взяло верх над безрассудной храбростью, и, припав к земле, Мэт, извиваясь, стал пробираться между кустами. Осторожно раздвинув ветки, он глянул вниз.
Небольшая деревенька. Домишки, обнесенные плетнями. Соломенные крыши объяты пламенем, огонь уже подбирается к стенам. Два солдата с факелами в руках бегают от дома к дому и поджигают все, что может гореть. Похоже, им очень весело. Они смеются. Чуть дальше четверо солдат отлавливают женщин и девушек, выбегающих из горящих домов, и сгоняют их на середину. Еще около дюжины вояк рубят саблями стариков и юношей, которые пытаются дубинками отогнать солдат. Дубинки — против сабель, и вот уже несколько стариков и мальчишек лежат в лужах крови, другие пытаются отползти подальше, оставляя за собой черные следы. Им удалось ненадолго задержать солдат. С полей бегут крестьяне, размахивая косами.
Солдаты разворачиваются. Залп из арбалетов. Крестьяне падают на землю, хватаясь за торчащие из груди стрелы.
Четверо солдат сгоняют женщин и девушек в круг. В живых остались только четыре крестьянина, три солдата поворачиваются спиной к кровавому месиву и начинают копаться в жалких пожитках, выкинутых из горящих домов. Сержант, потеряв интерес к убитым, начинает сортировать сбившихся в кучу женщин.
Он выхватывает из толпы самых молоденьких и толкает их к солдатам. Похоже, у него безошибочное чутье на незамужних. Молодой крестьянин из оставшихся в живых вдруг кричит: «Долорес!» — и бросается к девушке. Выстрел из арбалета, и юноша кувырком летит на землю. Его глаза стекленеют.
«Корин!» — Девушка бросается к своему возлюбленному, но солдат ловит ее, наматывает на руку длинную косу и, оттянув ее голову назад, впивается ей в губы. Девушка пытается вырваться и пробует позвать на помощь. Солдат отрывается от ее губ, запрокидывает голову, смеется. Руки шарят по девичьему телу.
Вот уже упал последний крестьянин.
Солдаты завалили на землю трех женщин, задрали им юбки и пытаются развязать тесемки на панталонах.
— Нет, вы не смеете! — кричит мать, бросаясь на колени и пытаясь прикрыть собой дочь. — Она же такая молоденькая!
— Для такого дела никогда не бывают слишком молоденькими! — Сержант отшвыривает ее в сторону. Женщина падает. Сержант громко хохочет. — Нам слишком долго пришлось осаждать замок вашего
