10
Разложив детские перины на солнце и замочив в железном корыте шторы, Китти принялась дергать рычаг на кровати младшего сына — деревянное приспособление, натягивающее веревки в раме.
— Господи, — вздохнула она, когда в комнату стремительно ворвалась Эстер с ведром в руках. — Да Трейс начинает прыгать на этой кровати, стоит мне только закрыть за собой дверь! Посмотри, как провисли веревки.
Проворчав что-то, Эстер поставила ведро с горячей водой на пол. Ее кулинарное искусство сказывалось даже на ней самой: лицо ее еще больше округлилось, талия раздалась, и она уже давно выбросила все прежние пояса.
Китти изо всех сил дергала рычаг. Подойдя к кровати, Эстер оттолкнула ее.
— Давай я попробую, а ты посиди, отдохни, и так суетишься с самого утра без отдыха.
— И ты тоже, — ответила Китти, но тем не менее уселась на стул.
Воздух, проникающий в спальню на верхнем этаже, приятно освежал ее кожу. Достав из кармана фартука носовой платок, Китти вытирала выступившие на нижней губе капельки пота. Эстер все вертела головой, не спуская с нее внимательных глаз.
— Ты, наверное, устала за день, — сказала она. — Вчера ты даже не ужинала.
— Я себя хорошо чувствую! — возразила Китти. — Все дело в жаркой погоде.
Эстер поглядела ей прямо в глаза и спросила, поднимая брови:
— У тебя были месячные?
Не вынеся взгляда ее проницательных глаз, Китти начала пальцем вытирать оставленное кем-то из мальчишек грязное пятно на подлокотнике орехового дерева.
— Эстер, если я устала или у меня нет аппетита из-за жары, то это вовсе не значит, что я беременна!
— Нет, конечно, — согласилась Эстер, — но были?
— Что были? — Китти невольно улыбнулась, и глаза Эстер радостно вспыхнули:
— Значит, не были! — Женщина выпустила из рук рычаг и в восторге поднесла к губам руку, чтобы скрыть улыбку.
Китти, позабыв о пятне, вскочила со стула:
— Ах, как я была бы счастлива… и Роман тоже, я уверена! Но может, ничего еще и нет… Сколько раз у меня бывали задержки.
Эстер, склонив голову набок, оглядывала ее с головы до ног.
— А судя по твоему виду, ты попалась.
— Перестань! — потребовала Китти, еще шире расплываясь в улыбке. — И ни слова не говори Роману: не хочу, чтобы он волновался из-за меня на конвенте в Данвилле. Он теперь не должен думать ни о чем, кроме будущего Кентукки.
— А на днях я видела колыбельку… — с самым невинным видом заметила Эстер. — На чердаке в дальнем углу.
— Хватит! — оборвала ее Китти.
Через три недели ее надежда переросла в уверенность, а когда однажды утром она, посмотрев за столом на маисовые лепешки, похлебку и жареную свинину, выскочила из кухни, чтобы ее там не стошнило, у нее не осталось никаких сомнений.
— Теперь-то ты скажешь об этом Роману, когда он вернется? — спросила Эстер, протягивая Китти мокрую тряпку.
— Наверное, скажу… — Китти попыталась улыбнуться, прижав тряпку к побледневшему лицу, и обе рассмеялись, а на глазах у Китти неожиданно выступили слезы. Она быстро смахнула их.
— Господи, я думала, что больше никогда не забеременею…
Когда приехал Роман, шел страшный ливень. Он промок до нитки, с полей его шляпы стекали ручьи воды, но в глазах его Китти уловила знакомый радостный блеск.
— Мы не получили из Данвилла ни одного известия! — с упреком сказала она. — Расскажи нам о работе конвента.
— Не все сразу, любовь моя! — рассмеялся Роман. — Я умираю от голода!
Дождь прекратился, облака на небе разорвались в клочья. Когда со стола убрали, Роман подошел к Китти, чтобы помочь ей поставить чистые тарелки на место. Взяв у нее из рук последнюю, он предложил:
— Пойдем немного погуляем.
Китти посмотрела на Эстер, соскребающую остатки картошки со сковороды.
— Я скоро вернусь, — сказала она.
Эстер бросила на нее понимающий взгляд.
Они пошли по тропинке вдоль ручья, который теперь стал намного шире, чем раньше. На месте их старого дома Роман посадил табак, и время от времени сюда приезжал на фургоне Том Латтрем с сыновьями — посмотреть, как обстоят дела. Дождь охладил жаркий воздух, и от воды шел запах свежей влаги. Мокрая листва поблескивала хрусталиками дождевых капель.
— Кажется, ты в хорошем настроении, Роман Джентри, — хитро заметила Китти.
— Да, ты права, — отозвался он. — Просто счастлив, что снова дома, со своей милой женой и сыновьями.
— После трех недель отсутствия мне казалось, ты так одичаешь, что начнешь мять кусты, — подшутила она над ним.
И, как выяснилось, небезопасно, потому что Роман схватил ее в охапку и увлек к густым зарослям.
— Ты ведь хочешь этого? — улыбнулся он.
— Роман, — смущенно хихикнула она как девочка. — Немедленно отпусти меня! Ради Бога! Нас увидят!
Он крепко поцеловал ее в губы и поставил на ноги.
— Вообще-то я готов любить тебя и в кустах, и в постели, и вообще в любом более или менее приспособленном для этого месте. Но сначала нам нужно поговорить.
Склонив голову набок, Китти внимательно изучала его ястребиное лицо. Как он изменился с тех пор, когда юношей впервые подъехал к их хижине! Как она его любила в эту минуту… Вот сейчас, прямо на этом вымытом дождем берегу ручья, она готова была умереть от любви!
— Конвент поручил мне отстаивать наше дело перед Конгрессом, и мне придется на этой неделе уехать в Филадельфию, где будет проходить Конгресс. Ты с детьми поедешь со мной.
Китти споткнулась от неожиданности.
— Поеду с тобой? — заикаясь, произнесла она. — В Филадельфию?
Он кивнул.
— На носу зима, и вряд ли я вернусь раньше весны, — кисло сказал он. — Придется обивать много порогов.
Его предложение застало ее врасплох, и Китти не знала, что ответить.
Они шли к тому месту, где когда-то стояла их старая хижина. Китти пыталась осмыслить неожиданный поворот событий, а Роман на ходу делился с ней своими планами.
— Мы перевалим через Ежевичный кряж, а там, на востоке, наймем экипаж до Филадельфии, где я намерен снять для вас дом. Когда я закончу дела, можно будет съездить в Питтсбург и прокатиться до низовьев Огайо. — Он широко улыбнулся: ему очень нравилась такая идея.
Солнце вышло из облаков, и воздух накалился. Китти почувствовала, как набухают, причиняя ей боль, груди от желания ощутить его тело.
— А кусты еще мокрые… — лукаво сказала она, улыбаясь и не сводя с него глаз.
