конфетку, и песня станет популярной. Прозвучит по радио, пойдет по телевидению! Тема новая. Пойдет, ручаюсь. Только без глубоких идей! Просто. В доступной манере. Сейчас пишут уйму песен даже не газетные тексты. У вас талант, ребятки! И его надо использовать с выгодой себе и обществу. Ты понял меня, Орестик?
Орестик кивнул согласно головой, но по его гримасе Юрий понял, что в нем происходила сейчас внутренняя борьба созидающего чувства.
— Я не собираюсь разменивать свой талант на какие-то… э… песенки! — скорее в защиту друга заявил Юрий. — Если я не понимаю новых… странных для меня молодежных вкусов, я не могу на них тратиться духовно. Это выше моих сил.
— А как же вы собираетесь разговаривать с молодыми, если их вкусы вам непонятны? Вернее, вы не хотите их понять? Молодые — это будущее! Для кого же вы бережете свой талант?
После этих слов Ларисы в комнате наступила тишина. А у Юрия стало как-то неловко на душе, будто ее придавили в неловкой позе силой. В такие моменты он всегда вспоминал старца Аввакума. О его трагической судьбе он написал поэму, которая была спета песней свободному упрямому духу, предпочтившему сгореть на костре, но не отступить от своих убеждений.
— Я не могу отступать от своих идей и менять убеждения, как перчатки, — твердо возразил поэт. И добавил: — Не люблю сам таких!
Тут Лариса показала, что она вполне может разговаривать языком дипломатов:
— Юра, а какая польза от высоких идей, если они лежат мертвым грузом в столе ее творца? Идеи должны воевать за себя!
Поэт не нашел слов, чтобы ответить Ларисе, и Орест виновато опустил голову. Посмотрев на часы, Юрий вдруг сказал:
— Мне пора!
— Постойте. А чай? Мы хотели попить чайку? — умоляюще протянула Лариса. Орест вскочил и направился в кухню. Но Юрий остановил его.
— Нет, нет, спасибо. У меня совсем нет свободного времени. Мне надо работать над книгой, — извинительным тоном проговорил Юрий и двинулся к двери, на выход.
— Юрочка, мы договорились: вы принесете завтра текст песни, а Орестик сделает музыку. Я помогу вам найти ансамбль. У меня кое-какие связи есть. Договорились? — В последнем слове было столько волевой просьбы, а Юрию так хотелось скорее уйти, что он ответил: «Да». — Вот и отлично! Я очень хотела бы познакомиться с вашей супругой. С женой Георгия тоже. Давайте дружить семьями! Это прекрасно, когда дружат семьями! Я люблю компании друзей…
Лица новой супруги Ореста он так и не увидел. Красива она лицом или нет, так и не узнал. Огуречная кожура и бинт во имя женской красоты надежно скрыли от взора поэта все качества ее лика. Но странное дело: чувство и сознание Юрия были взбаламучены только одним ее голосом. Разговор с Ларисой породил в нем какое-то безотчетное чувство неприязни к ней. Особенно вызвало злость в нем то, с каким волевым нажимом она вынудила Юрия дать обещание — к следующей их встрече обязательно принести слова для современной модерновой песенки. Она буквально заставила его поступиться своим убеждением. И это теперь его злило.
Юрий представил себе, как группа юношей-электрогитаристов, только что переваливших порог мутации, с вызывающей клоунской внешностью истошно, истерично, с нарочитой хрипотцой заверещит в микрофоны песню о мире, слова которой напишет он, вложив в нее пламень души и сердца. И ему стало не по себе. Все это может получиться из-за глупого легкомысленного обещания, которое вытащило из него Лариса! Нет, только не это! Обещал? Ну и что! Да он просто больше не пойдет к ним домой. Вот и все! Она обожает электрогитарное пение? Вот и пусть его слушает. Что это за мода, этот электронный язык общения, странное микрофонное пение, которое захватило чувства и мысли молодых? И откуда только явилась эта манера — высказывать свои чувства через микрофон? Орать, а не петь?
«Ничто в этом мире не происходит без причин», — вспомнил он философский постулат Георгия, который тот любит часто повторять. Но где же спрятаны эти причины? На виду — одни следствия, в которых — сомнения, сомнения, сомнения…
Да почему же они верещат в микрофон, словно кролики, которые лезут в пасть удаву? А может, это и есть в них крик души от чувства страха перед надвинувшейся на мир угрозой всеобщей гибели? И они по- своему ее выражают? И на сцене они топчутся, как на горячей сковороде? А может, они чувствуют пятками, что Земля стала горячей от ядерных подземных взрывов? Но почему же он их не понимает, не принимает? Как Ларису, которая, собственно говоря, ничего такого плохого и не сказала ему? Но как сказала! Вот в чем суть! Странно. Мы, люди, не можем понять простых и ясных вещей. Он хотел обратиться с поэмой ко всем людям планеты… И был даже уверен, что они должны были понять его, поверить ему… Каждый миг жизни — вероятность гибели человечества!
Люди — дети единого человечества. И все мы такие разные: по цвету кожи, разговорному языку, национальным убеждениям, социальному устройству, политике, нравам и обычаям, одежде, мелодиям песен, музыке… А сколько противоречий, проблем, пороков, разъединяющих людей! Но должно же быть что-то объединяющее!
Дом у людей один — планета Земля! Переехать сегодня на другую планету люди не могут, как из квартиры в квартиру от скверного соседа. Для всех людей сейчас одна общая угроза — всеобщая гибель от ядерной катастрофы, от экологической… И есть общая объединяющая всех идея — ЖИЗНЬ. Это надо людям сейчас понять! Бросить вражду, уничтожить оружие во имя жизни! Сказать так, чтобы все сразу это поняли… Но где такое СЛОВО? Чтобы оно сразу стало понятным и разноверцам, и юным и старым, обозленным и довольным, великим и малым — всем! Где же это слово — этот ключ ко всем сердцам и мыслям? То, которое отвратит, повернет людей от грани пропасти? Заставит их прекратить вражду и понять друг друга. А если всеобщая гибель заложена в генетическом коде человека?
Глава шестнадцатая
«ИНТЕЛЛИГЕНТ В ШЛЯПЕ»
Страшный лязг тормозов, удар в бедро, от которого он чуть не упал.
— Куда ты лезешь, дурак?! Не видишь?! — по его сознанию хлестанул возмущенный и испуганный окрик. И Юрий сразу же очнулся от поглотившей его мысли.
Он стоял растерянный перед ткнувшейся в него машиной на проезжей части дороги, и водитель кричал на него скверными словами.
— Интеллигент вшивый! Натянул шляпу на себя, очки и ничего не видит. А за него отвечай! Что уставился? Не понимаешь? Дать бы тебе между глаз, понял бы сразу!
Возле них собиралась толпа.
— Извините, — пробормотал Юрий и быстро пошел от опасного места. А вдогонку ему неслись ругательства.
Он сел в сквере на скамейку и только сейчас осознал, что его собственная гибель только что была совсем вероятной. И почему-то подумал, что эта гибель ничего бы не изменила в мире.
«Куда лезешь, дурак?! — звенел в его ушах голос водителя. — Интеллигент вшивый!»
А если бы кто-то сильный за рулем так и крикнул всем людям: «Куда вы лезете, дураки?! Погибнете!» Наверное, тогда все его поняли бы при условии, конечно, что все ощутили бы себя под колесами адской машины безжалостного рока судьбы.
Юрий усмехнулся от такой внезапной идеи. Но, хотя в ней и было зерно истины, идея никак не подходила к всеобщему случаю; она несла только частный, индивидуальный оттенок.
«Сегодня каждый миг жизни несет в себе вероятность гибели всех…» — начал рассуждать он над только что происшедшим фактом, но эта вселенская мысль была разрушена прозаическим вопросом:
— Прикурить есть? — Слова прозвучали, как голос врача над приходящим в сознание.
На скамейку рядом с ним подсела девушка лет шестнадцати, семнадцати, в брючках «бананах», майке с набивным портретом на груди каких-то бородачей из рок-группы. В пол-лица очки с затемненными
