Они уменьшались в магическом облачном кольце Рахани, опять превращались в обычные барашки на воде, барашки, тянущиеся в сторону...
— Междуречье! — вскрикнул Огерн.
Барашки поглотили прибоем эту землю — землю, где Огерн некогда странствовал и сражался, где он спасал города и находил друзей. Душа застыла от чувства потери, когда он понял, что они, друзья, да и наследники их скорее всего давно мертвы.
Рахани почувствовала его внезапную скорбь и обняла его:
— Успокойся, любимый. Это не то, что было, и даже не то, что должно случиться, а лишь то, что может произойти.
Она знала, что не в этом причина холода, коснувшегося души Огерна, и он понимал, что она это знает, и все равно был благодарен. Он впервые начал понимать, что чувствует сама Рахани, поселившись вдали от остальных улинов, — что должна она чувствовать, когда столькие из ее расы погибли, а немногие оставшиеся скрываются в изгнании. Он ощутил часть ее скорби, ее одиночества...
Не довольно ли ей искать утешения с человеком низшей расы?
Огерн страстно обнял Рахани, и вправду желая утешить ее, но взор его был прикован к картине опустошения. Волна ваньяров поглотила все Междуречье и двинулась дальше, по берегу Срединного Моря и даже наверх, в северные и западные земли, где находилась родина Огерна. У него на мгновение закружилась голова, когда он задумался о том, остался ли кто-нибудь из его племени, его родни. С помощью Рахани он видел, как его сын вырос, влюбился, стал отцом, заботился о детях и их матери и, к сожалению, состарился и умер. Ему недостало отваги подолгу следить за внуками, но время от времени он спускался к ним с помощью и при поддержке Рахани. Уже много поколений он не наблюдал за своими наследниками, и он не знал, хватит ли ему смелости сделать это еще раз.
Но она была так далеко на юге, его родина! Огерн всегда считал, что Междуречье на юго-востоке — но вот оно где, южнее, да, но гораздо дальше к западу кишащих кентаврами степей! Намного, намного дальше, но рябь прибоя колесниц перемахнула через великие горы на юг широких пастбищ, поглотила все земли к западу, остановившись лишь у западного океана. Многолюдные орды ваньяров праздновали победу повсеместно и вырезали, насиловали, жгли, погружали мир во тьму и варварство.
— Что-нибудь может остановить исступленного Боленкара? — прошептал Огерн.
— Конечно. — Рахани провела между ними и грядой облаков рукой, и видение исчезло. — Тому, что ты только что видел, чтобы осуществиться, нужно больше века, поскольку сейчас все лишь начинается.
— Уже начинается! Что будет с наследниками моего сына? С наследниками моих друзей, Лукойо и Дарияда?
— Они живы, пока живы, но многие погибнут во время нашествия ваньяров, если это видение воплотится в жизнь.
— Нет! Как я могу остановить ваньяров?
— Только остановив Боленкара, — ответила Рахани. Огерна на мгновение объял страх.
— Остановить Боленкара? Остановить ульгарла, получеловека-полубога ?
— Ты знаешь, что мы не боги, Огерн, — возразила Рахани.
— Да, но сверхчеловеки! Мы говорим о свержении не какого-то человека — сверхчеловека! Да, он не способен преображаться, как чистокровный улин, но в нем двенадцать футов роста и четыре в ширину! В нем силы на двадцать человек, мозгов на пятерых, и он полтысячелетия учился уловкам и хитрым вывертам!
— Как ты учился магии, — решительно напомнила Огерну Рахани, — день за днем, узнавая все больше и больше. Что, любовь моя? Ты не веришь тому, чему я тебя научила?
Это вернуло Огерну хладнокровие и некоторую уверенность.
— Конечно, все именно так. С мудростью Рахани, ее мастерством и могуществом, как могу я проиграть?
— Запросто, — резко ответила она. — Помни об осторожности, ибо Боленкар, как ты говорил, умудрен в зле и обмане и во много раз могущественнее любого человека. Но его можно убить.
— Тогда я убью его ради тебя.
Глаза Рахани затуманились, она склонилась ближе, погладила Огерна по щеке:
— Я не боюсь, любовь моя, ибо в то время, как твое духовное тело пребывало тут со мною и научилось так хорошо магии и мудрости, твое физическое тело спало в глубинах холодной пещеры, куда ты пришел разыскивать меня.
Огерн вытаращил глаза, пелена спала с его сознания. Он вдруг вспомнил извилистую тропу в горах, изматывающее путешествие в недра земли, куда его вели хмурые и молчаливые гномы-проводники. В конце концов он нашел пещеру, где стены блестели ледяными кристаллами, где ему была приготовлена могила. Он лег, задрожал от холода, холод пронизал его насквозь, а потом странное ощущение тепла охватило его, и он оцепенел в магическом сне.
Во сне он превратился в медведя, взобрался на Мировое Древо в земле шаманов, но дерево выросло еще выше, и он влез по нему в прекрасный мир, где он опять превратился в человека и где его ждала Рахани. С тех пор каждое утро он просыпался рядом с ней на шелковых подушках, близ благоухающих деревьев, близ наполняющего воздух свежестью ручья, и ее ласки — вот что будило его по утрам...
Сердце забилось быстрее от воспоминаний, и он отбросил их; у него было дело, и он должен был совершить его ради Рахани, ради человечества.
— Так мое тело мертво?
— Не мертво, — поправила она, — но очень крепко спит и очень медленно старится, если мерить человеческими мерками. Но время шло, и оно постарело. Мышцы стали дряблыми, кожа сморщилась, волосы и борода теперь длинные и седые. Больше ты не сможешь сражаться за меня сам, любимый мой, твое тело с этим не справится.
Страдание охватило Огерна.
— Тогда как могу я сделать то, о чем ты меня просишь? Как смогу я встретиться с ульгарлом и сразить его ради тебя?
— Ты должен найти кусок копья Ломаллина, упавший на Землю, когда его дух бился с духом Улагана, и перековать его в магический меч.
— Ну, это я могу, — согласился Огерн, — разве не был я кузнецом, прежде чем стать шаманом? Разве не был я воином, прежде чем стать кузнецом? С магическим-то мечом я уж покончу с этим кошмаром хоть в каком теле!
— Нет, и этого ты не сумеешь! — Рахани склонилась ближе, прильнула телом к его телу, сочувствием наполнились ее глаза. — Ты не понимаешь, сколько тебе лет, любимый, а я видела многих мужчин в таком возрасте. Мало того, оружие Улагана навлекло порчу на Звездный Камень, и эта порча отравит твое физическое тело. Ты даже с магическим мечом будешь слишком слаб, а что еще хуже — ты не будешь достаточно проворен. — Она прижала его губы пальцами, чтобы он не смог ей возразить. — Знаю, ты не веришь мне, ибо ты был быстр, словно молния, когда обитал на Земле, но смирись и поверь. Ты должен вложить магический меч в руки героя, который сможет умерщвить Боленкара, и только так сможешь ты упредить наступление тьмы.
— Но как я найду этот кусок копья Ломаллина? — воскликнул Огерн. — Это не вещь, принадлежавшая миру смертных, но оружие, выкованное из вещества звезд такой могущественной магией, какой не обладал никогда ни один человек!
— Ты найдешь его далеко на севере, где никогда не тают льды, а люди, если не носят звериные шкуры, чтобы сберечь тепло своих тел, гибнут. Ты издалека увидишь Звездный Камень, ибо он светит, собственным светом и бросает в небеса танцующие тени. Ты должен перековать его магией, но магия, какую он излучает, столь велика, что она ослабит твое физическое тело, будто бы сила выйдет из тебя. Но это будет самая совершенная кузнечная работа из сделанных тобой и самая могущественная.
— Но где я найду того героя?
— Я приведу его к тебе, — сказала Рахани, — а тебя к нему по знакам в небе, на деревьях и воде — ты сочтешь меня безумицей, ибо ничего героического в нем не будет; он покажется тебе самым извращенным и низким из людей. Но в душе его величие, и тебе придется раскрыть его.
— Как силу в куске железной руды? — пробормотал Огерн.
