родились наши матери, нам, ваньярам, уже было тесно на землях, завоеванных нашими дедами. Чтобы жить, нам необходимо было продолжать завоевания.
— Вы должны рожать много детей. Ваши женщины рожают по трое и четверо?
— Плодятся, как псы, ты хочешь сказать. — Масана усмехнулась, но в глазах ее сверкнула злоба. — Нет. Просто мы знаем, что женщины обязаны родить как можно больше детей.
Йокот был потрясен.
— Что это за святотатство? Женщины умирают, если рожают слишком много, — их тела изнашиваются!
Масана пожала плечами:
— Их места всегда могут занять другие женщины — по крайней мере, так говорят жрецы Боленкара. Они говорят, что женщина всегда должна быть согласна родить — не важно, хочет она этого или нет. — В ее голосе появилась обида. — Если она этого не хочет, ей же хуже! Интересно, что сказали бы эти жрецы, если бы их самих изнасиловали — но так надо, говорят они; Боленкару приятнее изнасиловать женщину, чем дать ей получить удовольствие. Поэтому жрец рассказал нам и еще кое-что, из-за чего мы должны продолжать завоевания: надо захватывать женщин и заставлять их производить детей, против воли. Если человеку нужны рабы, так говорит Боленкар, он создаст их себе сам: он силой возьмет будущую мать и получит рабов через нее!
— Так ваши мужчины создали себе множество рабов, — вздрогнул Йокот. — Этих детей растят как рабов или как свободных ваньяров?
— Мальчики — ваньяры. Женщины — рабыни. — Это было сказано так горько, что Йокот понял: даже настоящие ваньярские женщины являются рабынями, но он не рискнул сказать об этом вслух.
— Но детям требуется пища, одежда, тепло и кров, — ответил Йокот. — Как ваньярские воины получают это?
— В поединках, — ответила Масана.
— А проигравший?
— Умирает.
Йокот вздрогнул.
— У западных народов все совсем по-другому, даже у нас, гномов! У людей мужчина не женится, пока не построит себе дом, не приготовит поле для посева и не докажет свою способность обеспечивать семью, год или два выращивая урожай и принося домой мясо, и, конечно, должен доказать еще, что способен убить медведя, если тот будет угрожать, и даже разбойника.
— А сколько детей он производит до того, как женится?
— Некоторые и так поступают, — признал Йокот, — но они все равно должны приносить домой пищу для своих детей, даже если женятся на другой, и на них еще долго смотрят с презрением.
Масана медленно кивнула:
— Так лучше для женщин, да — но сколько детей они рожают, выйдя замуж?
— Столько, сколько даст Творец, — ответил Йокот. — Некоторые совсем не рожают, некоторые родят и пятнадцать, но большинство — только четыре или пять.
— Четыре или пять за всю жизнь? — Масана не могла поверить. — Как так может быть?
— Я до сих пор холостяк, — застенчиво сказал Йокот, — поэтому я про это ничего не знаю, но наши шаманы говорят, что человек не должен возлежать с женщиной, даже с собственной женой, если она этого не хочет. — Он не смог сдержать робкой улыбки. — Конечно, мне рассказывали, что многие мужчины весьма ловко умеют заставлять своих жен захотеть этого.
— Удивительные законы! — вскричала Масана. — Этому Ломаллин учит свой народ?
— Дух Ломаллина и единственная живая улинка — Рахани, — ответил ей Йокот.
— Но если то, что ты говоришь, правда, то человек, у которого четыре-пять жен, станет отцом всего лишь двадцати — двадцати пяти детей!
— Двадцати пяти? — уставился на нее Йокот. — Где найти пищу для такой оравы? Нет, у большинства мужчин нашего народа только одна жена. Бывает, правда, пары разводятся и находят новых спутников жизни.
— Только одна жена? — удивленно переспросила Масана. — Как мужчина может быть доволен этим?
— Ах, — улыбнулся Йокот. — В этом отношении наши женщины искусны. Точно так же можно спросить, как может женщина быть довольна одним мужчиной за всю жизнь, и, надо признаться, довольны не все, равно как и не все мужчины, но большинство наших мужчин делают так, что их жены остаются довольны и своей участью, и своими мужьями.
— Рахани, наверное, учит и тех и других удивительным вещам, — пробормотала Масана.
— Нас научили, что так лучше для наших детей, — добавил Йокот. — Они чувствуют себя в безопасности благодаря родительской любви, чувствуя любовь одного мужчины и одной женщины, про которых знают, что они — их мать и отец.
— Верно, очень верно! Для ребенка бороться за внимание отца — это столь же жестоко, сколь и для матери бороться за крохи внимания от мужа! На самом деле многие получают не больше внимания, чем его скот, и меньше, чем его лошадь!
— Именно так, — согласился Йокот. — А мы ограничиваем число браков, наши люди женятся и выходят замуж позже, и меньше рождается детей. Само по себе это, может быть, и печально, но хорошо то, что так больше уверенности, что никто из детей не умрет с голоду. Однако мы горды тем, что многие наши женщины счастливее женщин из южных городов, и мужчины тоже.
— Пожалуй, мне по душе то, как ты понимаешь счастье, — сказала Масана. — Но что происходит, если отец погибает на войне?
— Тогда все племя заботится о том, чтобы его жена и дети не голодали и ни в чем не нуждались, — объяснил ей Йокот. — Все-таки у нас редко случаются войны, и обычно не больше ста человек участвует в бою. — Он помрачнел. — По крайней мере так было до тех пор, пока посланники Боленкара не поселились среди нас.
— Я не буду больше его посланницей, — сказала Масана неожиданно с полной убежденностью. — Я употреблю свою магию против магии его жрецов, и если погибну, значит, так суждено, но если я останусь в живых, я освобожу ваньяров от его произвола!
Йокот посмотрел на нее, удивленный тем, какое действие возымела их беседа.
Масана увидела это и улыбнулась:
— Не удивляйся, маленький шаман, ты рассказал мне о вещах, о которых я никогда не знала, дал мне знания, которые Боленкар и его жрецы утаили от нас! Конечно, я приму учение, которое может осчастливить меня и моих людей! Идем, вернемся в мир мужчин и женщин, и я спою ваньярам эту песнь свободы! Вперед!
При этих словах ее фигура начала таять, задрожала и снова приняла очертания ястреба. Взмахнув крыльями, птица взмыла в воздух и устремилась к Мировому Древу, потом плавно закружилась в воздухе вокруг него, снижаясь.
Йокот поспешил за ястребом, на ходу превращаясь в барсука.
Сингорот стоял, тяжело дыша. Кьюлаэра видел, что он пытается собрать остатки сил. Судорожным, нелегким движением ваньяр занес свои огромной меч, но Кьюлаэра легко увернулся. Ваньяр попытался в последнее мгновение изменить направление удара, а Кьюлазра почувствовал неожиданное вдохновение, немного приподнял Коротровир, чтобы получить не слишком тяжелый удар. Он мог бы поклясться, что меч выругался на него за это. Он упал на бок, вскочил на ноги, потряс головой, будто бы пытаясь прийти в себя, и услышал довольный ропот ваньяров и недовольный — своих бойцов. На самом же деле по сравнению с первым ударом Сингорота этот был очень слабым. Соперник очень устал. Кьюлаэра, конечно, тоже, но его меч и доспехи были легче.
Больше всего его измучила необходимость играть и притворяться. Ему до смерти хотелось, чтобы Йокот проснулся и все закончилось.
Но вот Кьюлаэра услышал какие-то возбужденные восклицания со стороны ваньяров. Он быстро оглянулся и увидел, что возвращается ваньярская шаманша, поддерживаемая своими воинами. Она осталась жива! Он испугался за Йокота, собрался повернуться и посмотреть на маленького шамана, но
