хочу.
- Хотела, - она отрешённо покачала головой. - Кто ты?
- На Мишку не похож?
- Норов тот же задиристый, но ты другой, - она задумчиво растягивала слова. - Он меня побаивался, а ты смотришь, как на ровню. Мишка не знал, что делать, крутился, как белка, а выхода не видел. Ты же, по глазам вижу, многое сразу решаешь с дальней задумкой, небось, на долгие годы вперёд дела свои рассчитал.
- Ну-у куда там! Жизнь такая штука - всегда сумеет преподнести сюрприз, особенно если решишь, что уже всё о ней знаешь. Вот и здесь оказаться я никак не ожидал. Радовался жизни и вдруг, - я усмехнулся, - чужих блох кормить стал.
- Где жил?
- Да жил-то я много где, но лучше спросить когда.
Софа задумалась надолго, видать, о своем, о девичьем. Но наконец ожила, посмотрела и, решив что- то, спросила:
- Когда ж ты жил?
Я с улыбкой посмотрел на неё - ну, была не была:
- Родиться я должен где-то через девяносто лет. А прожил до попадания сюда пятьдесят четыре года.
А прокурорский взор не меняется.
- Как к нам попал?
- Не знаю. Уснул там, проснулся здесь.
- Ритуалы какие справлял?
- Да никаких ритуалов…, - тут я замер: а ведь не помню, были там какие-нибудь ритуалы или нет. Может, пьяные реконструкторы вокруг меня весёлую джагу-джагу сплясали? А Вадик в ритме вальса постреливал в воздух ну очень холостыми зарядами… Бл…
- Впрочем, я был пьян и не помню происходившего перед переносом.
- Переносом?
- В будущем перемещение сознания из одного человека в другого будут называть переносом.
- Так у вас это часто деется?
- Нет, не часто. Наоборот, многие считали перенос невозможным, я тоже. Ходили, разумеется, слухи, будто такое случалось, но доказательств-то нет. Писатели в романах, конечно, много раз его описывали. Хм… каждый по-своему.
- А с Мишкой что?
- Не знаю. Я с ним не общался.
- Что с ним могло случиться? Какие о том у потомков суждения сложились?
- Ну, раз я его не ощущаю, то он или хорошо спрятался - в таком случае есть вероятность его возвращения, или он ушел навсегда, например, в моё тело.
Она отвернулась, покачала головой.
- Ох Мишка-Мишка! Боялась я за него. Слишком всполошный парень был.
Тяжело вздохнув, она продолжила:
- Слыхала я об этом переносе, Галина как-то рассказывала.
- Софа… эээ… ничего, если я по имени буду обращаться?
- Наедине можешь, а на людях зови Софья Марковна.
- Хорошо. Скажи, а можно ли связаться с ушедшим? Может, попробовать как-нибудь поговорить с Мишкой?
- Можно. Только сейчас его нельзя тревожить, время ему дать надо. Пусть уляжется всё.
- Что ж, так и поступим.
- Значит, тебе пятьдесят четыре года, - она задумчиво посмотрела на меня. - То-то ты нас с Машкой в оборот взял.
Хм… кто кого взял, ещё вопрос! Я вон молчать думал в тряпочку о попадалове, а меня растрясли, как грушу.
Постепенно приглядываясь на дневном свету, я уже понял - Софьин возраст вчера определён неправильно. Старостью тут и не пахнет. По виду ей от тридцати пяти до сорока или чуть больше. Хотя это для той жизни, а в данном времени всё иначе, да ещё в лесу. И тёмные круги под глазами, скорее всего, из-за моего лечения появились. А лицо красивое… точёное, нос прямой. Глаза ярко-зелёные. Из-под платка тугая коса по спине. Волосы каштановые, с заметной рыжинкой. И грудь… хм… есть.
Эх… лет десять назад сочный персик был, мужчины, наверно, проходу не давали. Что ж до сих пор не замужем-то? Сегодня пришла в белой вышитой рубахе, и сарафан новый, тёмно-синий. Интересно, она для меня так принарядилась? Попытался представить её в одежде 21 века. Ммм… чуток макияжа… и я с такой… не отказался бы по чашечке кофэ распить… за завтраком.
- Как жить думаешь?
- Жить? - я с трудом выплыл из фантазий. - Ну, сначала нужно обеспечить нас припасом на зиму, а там увидим.
- Ты, смотрю, надолго решил у меня обосноваться. Чё ж хозяйку не спросил? - знахарка с хитринкой на меня посмотрела.
- Да вот вижу, хозяйка помирать зимой собралась, дай, думаю, порадую. В тесноте да не в обиде, - не остался я в долгу.
- Хе-хе, помирать! Спасибо за радение. Да… жить после смерти Снегурки не очень-то хотелось, - в глазах мелькнула грустинка. - Но коли в моём доме прижилась парочка шебутных мальцов, о том и думать неча.
- Прости, невежливо о возрасте у женщины спрашивать, но всё же сколько тебе лет?
- Чего уж там. Тридцать седьмая весна в этом году пришла. А ты, поди, думал, я совсем старая?
- Ну…, - не хотелось мне признаваться, что вчера были такие мысли, - жизнь в лесу быстро старит. Не расскажешь, как здесь оказалась?
Меня смерили взглядом, ну, так, слегка. Почти как своего.
- Когда-то меня, молодую крепостную девку, отдали в обучение на гувернантку. Чуть постарше Мишки я в ту пору была. Пять лет отучили и послали в услужение к княгине Ольге Воронцовой. Хорошее было время, - она задумчиво посмотрела вдаль. - А вольную дали за заслуги мои, осталась у дочки старой княгини, Натальи Воронцовой. Полюбила её всей душой.
На лице появилась мечтательная улыбка.
- Мы с ней подругами были. Дааа… А через три года скандал вышел в семействе: нагуляла молодая княжна ребёночка на стороне. Да при родах надорвалось что-то в ней. Долго с постели встать не могла. Ольга Михайловна хотели ребёночка отдать в чужие руки, но Натальюшка не дала. Сильно его любила. Всего лишь год и прожили в отцовском доме, пока она поправлялась, а потом уехали мы подальше, в сибирскую усадьбу Воронцовых, что недалеко от Красноярска. Старая княгиня прокляла родную кровь на пороге и сказала, что возврата ни Наталье, ни сыну её в отчий дом уже не будет. Трудная дорога у нас вышла. По приезду в усадьбу разболелась княжна, опять слегла. Доктора только руками разводили. Знахарки смотрели. Помочь ни одна не смогла, но подсказали лекарку, способную чудеса творить. Решили к ней ехать.
Софа тяжело вздохнула.
- Предлагала я Натальюшке лета дождаться - не утерпела. В дороге сынишка простыл и сгорел в одну ночь, чуть до Галины-лекарки не доехали. Наталья Игоревна от несчастья такого в забытьё впала. Как ни лечили её, ничего не помогало. Целый год бедная княжна медленно угасала в доме у Галины. Так и ушла тихонечко, во сне. Светлая ей память.
Она перекрестилась, вытерла скатившуюся слезу и замолчала.
- Ты осталась у лекарки?
- Поперву в усадьбу пошла, о несчастьях поведать хотела. Так управляющий меня и на порог не пустил. Ехать к старой княгине и думать неча. Новую работу искать не захотела. Тогда и вернулась к Галине - звала она меня. Мы с ней за год Натальиной болезни сдружились, помогала ей по мере сил. Больно
