– Да, на маму он только что не молится. Мамой он ее, конечно, не называет, но если ей луна с неба понадобится, то полезет, не раздумывая. Но вот, когда мамаша его Егорку родила, он помогать начал, причем не ей, а ему: одежду с обувью покупал, учебники, кормил его.
– Надеялся, что хоть тому больше повезет? – спросил Лев Иванович.
– Зря надеялся, – хмыкнул Гордей. – Она как пила и гуляла, так и продолжала. Но вот вещей Егора трогать уже не смела – Макс ее предупредил, что башку с нее снимет, если она брата обидит. Угомонилась она только тогда, когда совсем загибаться стала – печень. От цирроза потом и померла. Так Макс ей лекарства разные доставал.
– Простил, значит, – заметил Гуров.
– Нет, – покачал головой Гордей. – Я же говорил, что у него характер лютый. Просто не хотел, чтобы Егор в детдом попал, а к себе его взять не мог. Не та у нас в то время жизнь была, чтоб еще и мальцом рисковать. А потом беда приключилась, сел Макс.
– За что?
– Не за что, а за кого, – поправил его Гордей. – За меня. Мой косяк был. Не бойся, это не мокруха была, а так… В общем, неважно. Тут-то меня Макс и удивил: пошел и чистосердечное написал. Я аж за голову схватился, а он мне на свиданке все по полочкам и разложил, почему мне садиться нельзя. Что на мне одном все дело держится, люди мне верят, и если меня не будет, то развалится все к чертовой матери, а люди на сторону разбегутся. Что Лариска только-только вторую дочку родила и как ей одной с двумя девками на руках – кто же тогда знал, что они не от меня?.. Что мать без меня пропадет, а это для него самое главное было. Он для нее на все, что угодно, готов. Вот он и решил все на себя взять – я его в свое время от тюрьмы спас, мама его раненого с того света вытащила, а теперь его очередь долги отдавать. Просил только, чтобы я за Егором присмотрел. Адвокатов я ему нанял самых лучших.
– Симановича? – спросил Гуров.
Гордей удивленно глянул на него – откуда ты, мол, знаешь? – и объяснил:
– Ну да. Когда меня в первый раз взяли, мама к нему пошла, потому что когда-то его сына оперировала – у мальчишки врожденный порок сердца был. За границу тогда на операцию никого не возили, местные врачи не брались – считали, что все равно бесполезно, а для Москвы у Симановича тогда ни денег, ни связей не хватило. Вот он к маме и пришел. На коленях стоял. Клялся, что любые расписки напишет, что все на себя берет и никаких претензий иметь не будет. А надежды не было практически никакой. Ну, мама пожалела его и взялась.
– И спасла, – понял Гуров.
– Спасла, – кивнул Гордей. – Деньги у нас в доме тогда уже были немалые, но он в первый раз меня бесплатно защищал – это потом уже я ему платить начал. И он ни разу меня не подвел.
– И с Максом?
– Можно сказать и так. Дело он, естественно, развалить не мог – там же чистосердечное было, но дали Максу всего два года.
– И отсидел?
– Здесь, в области, и только год, но как король. Я в колонии всем забашлял – время было такое, что они со своей нищенской зарплатой, на которую купить ничего нельзя, на все соглашались. Грев у Макса был такой, какой и ворам не снился. А еще я всех, кого можно было, напряг, чтобы он по УДО вышел, – вспомнил Гордей. – Пока его не было, мать его умерла. Я, конечно, похоронил ее по-человечески и Егора не в детдом, а в хороший интернат определил и платил за него. Потом Макс вышел…
– А почему же Макс сейчас не с тобой? – удивился Гуров.
– Да беда с ним приключилась, – пожаловался Гордей. – Туберкулез он подхватил – со здоровьем-то у него всегда неважно было. Так что он здесь под городом в туберкулезном санатории постоянно живет, за мой счет, естественно, а Егора я, как он школу окончил, к себе взял.
– Получается, Егор тебе всем обязан, – задумчиво сказал Гуров. – Так как же он мог тебя предать?
– А вот привезут его, тогда и узнаем, – не предвещавшим ничего хорошего голосом пообещал Гордей.
– Кстати, ты так и не сказал, куда он делся, – напомнил полковник.
– Вовка сказал, что когда мы этих подонков взяли, он бабе своей позвонил и сказал, что прийти не сможет, потому что поймали тех идиотов, которые на невесту его шефа собирались напасть, и возни с ними будет выше крыши.
– А на самом деле?
Вместо ответа Гордей протянул Гурову лист бумаги и ткнул пальцем – Егор звонил по тому же номеру, по которому совершенно безуспешно пытался дозвониться в вертолете Степан.
– Все ясно. Он понял, что если мы возьмем Александра… – начал Гуров, а Гордей закончил:
– То сдаст он своего информатора как миленький. Ты уж поверь, Гуров, что мои люди умеют спрашивать так, что им охотно отвечают.
– Ты этого не говорил, а я этого не слышал, – жестко заявил Лев.
– Только не пойму, почему он решил сбежать, если Александра уже предупредил? – недоумевал Гордей. – Вроде бы ему бояться нечего было.
– Может, и нечего было бояться, но вот, что некого, я бы не сказал, – поправил его Лев Иванович.
– То есть? – Гордей уставился на него.
– Прости за нескромность, – пожал плечами Гуров, – но при тебе же Василий Семенович мое звание и место работы назвал, а ты сам – мою фамилию. Вот Егор и смекнул, что найду я Александра как пить дать. И решил не рисковать.
– Правильно решил, – фыркнул Гордей. – Только куда он денется без денег, а он их очень любит. До домашней заначки ему не добраться и с карточки он деньги снять не сможет.
– Так куда он делся? – напомнил Лев Иванович.
– Он, гаденыш, дождался, когда мы взлетим, а потом у Вовки отпросился, – настроение у Гордея опять резко испортилось. – Объяснил, что дура-баба рвет и мечет, что он на день рождения ее матери прийти не сможет, и поставила ему ультиматум: если не придет, то пусть катится на все четыре стороны, а она его больше знать не желает. А Вовка знает, что он у меня в любимчиках, вот и отпустил. А я точно знаю, что никакой постоянной бабы у него нет.
– И на чем он уехал?
– В деревне какого-то мужика с машиной нанял, чтобы тот его до райцентра довез, а дальше он уже сам доберется, – сказал Гордей. – Да ты не волнуйся, найдут его. Когда я тревогу объявляю, люди очень шустро двигаться начинают, причем не только мои.
– Скажи, а ты никогда не замечал, что Егор тебя ненавидит? Или просто чувствовал что-то не то? – спросил Лев Иванович.
– Никогда, – покачал головой Гордей. – А почему ты спрашиваешь?
– Потому что не мог Александр просто так взять на улице к Егору подойти и предложить тебя предать, – рассуждал Гуров. – Кто-то должен был его на Егора вывести, причем такой человек, которому тот верит, потому это вполне могла быть и провокация с целью проверки на вшивость.
– Прав ты, конечно, – подумав, согласился Гордей. – Но кто?
– Есть у меня на этот счет одно соображение. Как я понял, Лариса тебя раньше презирала, а теперь люто ненавидит, так? – спросил Лев Иванович.
– Ежу понятно, она-то тут при чем? – удивился Гордей.
– А вот ты повспоминай, подумай и ответь, какие у него с Ларисой отношения были?
– Нормальные, – пожал плечами Гордей, – он же в основном с ней и выезжал. Погоди, – воскликнул он. – Ты думаешь, трахались они? А что? С нее станется, да и он парень молодой и смазливый.
– Да при чем тут это? – отмахнулся Гуров. – Хотя, может, и при чем. Только не о том ты сейчас думаешь – это же для тебя дело раз и навсегда прошлое. Просто, как я понял, женщина она хитрая, вполне могла почувствовать, как он к тебе по-настоящему относится. А уж если у них были близкие отношения, она точно знала, что он тебя ненавидит, потому что он не стал бы связываться с женой шефа, если бы был ему по- настоящему предан. А когда ты ее выставил, то какие бы у них отношения ни были, Егор точно знал, что пришедший от нее человек тебе точно добра не желает. Как тебе такой расклад?
– Ну, если она в этом замешала, шкуру с нее спущу, – взревел Гордей.
