выставила из своей жизни.
Бежать, бежать!
Больше никогда он не появится в доме у Фолки или у Андора. Никогда! Теперь даже жажда повидаться с сестрой не сможет повлиять на его решение.
Говорят, мое присутствие теперь тебе неприятно, Кэйа… Не волнуйся: я больше не буду вторгаться в твой тихий мирок. Ты добилась своего…
Но как? Как? Как ты могла меня предать?
Он перешел на шаг только тогда, когда понял, что за его спиной уже оказались неподвижные скалы, когда почувствовал, что они защищают его от всех обид и ран, которые нанесла ему жизнь… Стеин брел между серых камней, проводя по ним ладонями, а временами припадая к ним щекой, чтобы почувствовать спасительную прохладу. С каждым новым шагом, с каждым новым вдохом, он чувствовал, как буря у него внутри понемногу успокаивается.
Наконец Стеин добрался до обрывистого берега. Место, где он очутился, было уже хорошо ему знакомо: молодой Норсенг знал, что если пройти еще немного к востоку, можно найти узкий желоб между двух обрывистых скал, по которому он сам часто спускался к воде. Так он поступил и на этот раз. Спустившись вниз, он лег прямо на мокрую гальку у берега и стал машинально водить пальцами правой руки по кромке воды.
Стеин окончательно успокоился, как успокаивается ребенок в надежных объятиях отца, чувствуя себя защищенным от всех невзгод и бед. Он и в самом деле был ребенком. В глубине своей души. Вся его жизнь будто оборвалась после потери родителей, и он так и не вырос.
Это только физически он был здесь – живой, крепкий молодой мужчина.
Но все, что некогда составляло его суть, осталось где-то за плечами. В облике девятилетнего мальчика.
Лежа так на берегу и слушая плеск воды, накладывающийся на далекий шум океана, Стеин незаметно для самого себя начал засыпать, уже не обращая внимания на то, что зубы его стучали от холода и приходилось до боли сжимать челюсти, чтобы сдержать эту дрожь. Он засыпал… Он видел, как подрагивают, тихонько звеня, крохотные звезды на черном небе…
А потом он увидел Кэйю. Нет, не ту бледную и поникшую молодую женщину, которую он оставил в доме у Фолки, но маленькую девочку с широко распахнутыми синими глазами, в которых горел веселый озорной огонек. А еще там был отец. Он что-то говорил, громко смеясь и похлопывая самого Стеина, тогда еще тощего и нескладного мальчика, по плечу.
И мама… Она тоже смеялась, но потом вдруг встала в дверном проеме и сказала, совсем как в то утро: «Ну, пока, детки, я вернусь вечером». Стеин застонал во сне. Тогда, двадцать лет назад, он еще не знал, что мама не вернется в тот день, что она вообще не вернется. Но взрослому-то Стеину уже все было известно!
- Нет, мама! Стой! – закричал он не своим голосом, и этот отчаянный, безнадежный, безумный крик привел его в чувство.
- Стой, стой, стой… - будто подразнивая его, вторило горное эхо.
И внезапно, словно в ответ этому голосу, откуда-то издалека прозвучал другой:
- Я вернусь, сынок, я обязательно вернусь.
Молодой человек уже проснулся и теперь сидел на земле, обхватив руками колени и озираясь вокруг.
Это все еще сон. Все это тебе просто снится, Стеин…
Но ее голос продолжал звучать у него в голове, он был везде вокруг него, он наполнял воздух своей вибрацией, он отражался от высоких скал, и эхо от этого голоса все громче, все сильнее повторяло ее слова:
- Я вернусь, вернусь, вернусь…
Стеин поднялся и почувствовал, как его шатает из стороны в сторону. Голова кружилась, и звезды в небе продолжали танцевать. Весь мир вокруг начал шататься, вибрировать и пульсировать, как кровь в напряженных жилах. Но несмотря ни на что, Торстеин пытался стоять прямо и оглядывался вокруг себя, стараясь увидеть, узнать, понять…
- Где же ты? – крикнул он в пустоту.
- Я здесь, сынок, - донеслось отовсюду сразу. – Я здесь, я здесь…
Стеин закрыл глаза, и перед его взором возникла молодая Бергдис Норсенг. Как всегда тепло улыбающаяся, милая, добрая… Она протягивала к сыну руки, будто желала обнять его.
Не бойся. Это всего лишь сон, Торстеин. Это воспоминания.
Воспоминания? Но мама говорила ему то, чего не говорила никогда в той, далекой прошлой жизни, когда была рядом…
- Я очень скоро вернусь, Стеин. И заберу тебя в тот дивный край, который я открыла много лет назад в результате своего путешествия. Там удивительно красиво! Там кричат морские птицы, там снег белее, чем ангельские крылья, там свежий ветер, там дышится по-другому… И там везде, везде вокруг скалы и океан, океан… Безграничный океан…
- Но почему же ты не вернулась раньше? – дрожащим голосом спросил Торстеин, продолжая стоять с закрытыми глазами.
- Это очень, очень далеко отсюда, мой милый, - ответила мать. – Но я уже вот-вот вернусь и заберу тебя с собой. Жди меня, Стеин, жди меня, жди…
Он открыл глаза. Мир продолжал дрожать и вращаться, но с каждым новым витком пульсация понемногу отступала. Вокруг не было ни души, и только горное эхо, парящее над ночным фьордом, все еще тихо напевало:
- Жди, жди, жди…
Жди ее, Стеин… Жди, мальчик, запертый в теле мужчины…
Жди… Если все еще хочешь ждать.
Или НЕ жди. У тебя ведь все еще есть выбор…
Наверное, ты пока еще не знаешь, что Я наблюдаю за тобой…
Хрупкая фигурка кругами ходила вокруг спящего молодого человека…
- Бедняга… Не слушай ее, Торстеин. Не слушай. Беги от нее.
Глава 4
Стеин был похож на привидение. Обхватив самого себя обеими руками, словно до сих пор пытаясь согреться, он широким, но нетвердым и медленным шагом брел по деревне, абсолютно никак не реагируя на проходящих мимо людей, которые поглядывали на него с тенью жалости или же с опаской. Некоторые жалели его вслух:
- Бедняга Торстеин, какая тяжелая и запутанная жизнь… И это в его-то годы…
Другие же не стеснялись, не отходя далеко от Стеина, громко переговариваться между собой:
- О, вот он, Норсенг-то, видал, каков?
- Да, видок паршивый… И что это опять приключилось?
- А кто его знает? В такие дела я предпочитаю не лезть и тебе не советую.
Стеин уже давно привык не обращать внимания на подобные разговоры у него за спиной. Но это только внешне он не обращал особого внимания, в то время как внутри у него при этом все вскипало, а сердце болело. В глубине души Стеин всегда был очень ранимым, и любое неправильное слово со стороны пусть даже совершенно чужого человека могло невероятно сильно задеть его за живое.
«Говорите что хотите, - думал он, успокаивая самого себя. – Мне все равно, я вас не слышу…»
