него были устремлены взгляды пятидесяти пар глаз. Он постарался забыть о волнении и дрожи в коленях и начал:
— Старшины... — Он прокашлялся, пытаясь избавиться от хрипоты. На счастье, соратники его отца поняли, как он волнуется, и молча ждали. — Старшины, — проговорил Джанни более уверенно. — Я вел торговый караван в Аччеру, дабы выторговать у старика Лудовико зерно, дерево и орцаны...
Он рассказал советникам все, от начала до конца, стараясь говорить как можно более строго и спокойно, и дал волю чувствам лишь тогда, когда заговорил о смерти старика Антонио. Тут купцы стали ерзать, возмущенно переговариваться. Джанни дождался, пока они утихнут, и возобновил повествование. Похоже, советникам очень понравилась выдумка, проявленная Гаром, когда тот предложил Джанни разыграть помешанных, а то, что Джанни спасла цыганка, их просто поразило. Но худшее он приберег напоследок и закончил рассказ передачей подслушанного разговора Стилетов о том, что некий господин нанял их для усмирения непокорных купцов. Это сообщение советники встретили возмущенными выкриками и призывами к мести. Другие советники стали призывать их к осторожности. Председатель Совета дал всем выговориться. Джанни сел, испытывая неимоверную усталость, но вместе с тем явно был доволен реакцией Совета.
А Гар неотрывно наблюдал за раскричавшимися купцами.
— И это, по-твоему, сдержанные деловые люди?
Джанни пожал плечами:
— Мы же люди как люди, и точно так же способны разгневаться, как все прочие.
— Не хотелось бы мне оказаться на месте того, на кого вы гневаетесь, — пробормотал Гар.
Председатель Совета взял палочку и ударил в гонг. Некоторые купцы оглянулись, услышав этот звук, и умолкли, а другие продолжали кричать и спорить. Председатель Совета был вынужден снова ударить в гонг, и еще раз, и еще. Наконец все утихли и расселись по местам.
— Судя по всему, у вас теперь есть свое мнение насчет происшедшего, — сухо проговорил председатель. — Быть может, теперь мы выслушаем ваши предложения, выраженные ясно и четко. Нет, Паоло Браккалезе. Это заседание созвано по вашему требованию, это вашего сына ограбили и избили, это ваши товары пропали. Вряд ли вы способны трезво оценить происшедшее. Прошу вас высказаться, Джузеппе Да Сильва! Что вы скажете об услышанном вами?
— Но если все так, как есть, мы должны как можно скорее вооружиться! — воскликнул, вскочив на ноги, рослый купец. — Вооружиться и нанять флот для охраны наших берегов.
— Не только это! — вскричал купец пониже ростом с длинными соломенными волосами. Он встал и ударил кулаком по столу. — Они убили двоих возниц и главного караванщика, а остальных увели в рабство! Они сожгли склад купца, с которым мы торговали, и убили его! Они украли товары пироджийского купца и ранили его сына! Неужто мы снесем эти оскорбления и не отомстим? Нет, мы не вправе стерпеть такого оскорбления. Ибо если мы будем сидеть сложа руки, это будет означать, что мы не против того, чтобы эти подонки поступали точно так же и впредь с любым из нас!
Многие поддержали его гневными выкриками. Но многие возразили им столь же гневными восклицаниями. Председатель ударил в гонг, и все умолкли.
— Сказано достойно и ясно, — заключил он. — Теперь мы выслушали два мнения. Одно состоит в том, что мы должны вооружиться и приготовиться к обороне города, а второе — в том, что нам следует отомстить за нанесенные оскорбления и ущерб. Если я правильно понял, отмщение должно заключаться в том, чтобы мы выслали отряд для сражения со Стилетами. Не хочет ли кто-нибудь возразить предыдущим двум ораторам? Нет, вам я слова не дам, Пьетро Сан Дузе. Вы наверняка пересыплете свою речь излишними словопрениями и эмоциями, и мне придется отцеживать смысл сказанного вами, как через сито. Карло Грепотти, вы говорите мало, но по делу и спокойно. Не будете ли так добры и не выразите ли свое мнение?
Встал престарелый купец с ястребиным профилем и глазами орла.
— Буду ли я добр? О нет, доброты вы от меня не дождетесь, уважаемый председатель! Здравый смысл — это пожалуйста, и сдержанность. В горячих речах моих уважаемых соратников я увидел готовность швырнуть деньги на ветер. Это ясно, как Божий день. Они хотят уговорить нас истратить попусту сотни флоринов из городской казны — да нет, не сотни, а тысячи. А на что они хотят пустить эти деньги? На то, чтобы мы занялись муштрой наших молодых людей, дабы те стали воинами и матросами, чтобы мы понастроили как можно больше галер, закупили как можно больше пушек и мечей, одели, обули это войско, платили бы ему жалованье, но откуда возьмутся все эти деньги? Ведь оскудевшую казну нужно будет пополнить? Не сомневайтесь, мои собратья купцы, эти тысячи дукатов поступят в казну, но откуда они возьмутся? Конечно же, только из ваших кошельков! И что же вы скажете вашим женам, когда они попросят у вас новые платья, если прежде всего вам надо уплатить воинам? Что вы скажете вашим женам, когда у вас протечет крыша? Что вы должны сначала уплатить за постройку казарм для солдат. Не сомневайтесь, однажды начавшись, все это уже не прекратится, ибо истратив все наши деньги, мы должны будем как-то оправдать наши затраты, если враги не придут! И как же мы это сделаем? Конечно, только одним путем: выступлением нашего войска из города и началом войны на пустом месте. Именно это сейчас предложил мой соратник Анджело. Но тогда получится, что это мы посягнем на чужую свободу — поступим так, как боимся, что поступят с нами!
— Ну а если враги придут? — вопросил Да Сильва. — Если они придут, а мы отобьемся?
— О, тогда вы приметесь кричать о том, что нам нужно все время держать армию в боевой готовности и флот на плаву, из страха перед тем, что могут явиться другие! — рявкнул Грепотти. — А если никто не явится, вы станете призывать к войне ради покорения Туманолы и изничтожения Рагинальди или еще кого- нибудь, и даже не заметите, как мы превратимся в захватчиков! Тогда мы опустошим казну только ради того, чтобы стать угрозой для других городов, а все из-за чего? Только из-за болтовни какого-то мальчишки, который не предоставил нам никаких доказательств и не привел ни одного свидетеля? О нет, соратники мои, для такого решения нам нужны более веские основания!
— Но у нас есть свидетель, — возразил Да Сильва. — Давайте выслушаем его.
— Кого? Наемного воина, который не станет отрицать, что не исполнил своего долга? Уж конечно, он станет оправдываться!
Лицо Гара обратилось в, камень. Джанни торопливо прошептал:
— Он так говорит только для того, чтобы поддержать свою точку зрения, Гар. Он не хочет тебя обидеть, и потом... его же там не было.
Но председатель Совета заметил, какое впечатление на Джанни и Гара произвело высказывание Грепотти.
— Что ты на это скажешь, Браккалезе-младший?
Джанни поднялся. Гнев в нем возобладал над волнением.
— Скажу, что Гар был один против пятидесяти солдат, и мы стояли и дрались, каждый с двадцатью пятью, и уж никак не могли выстоять! Гар с честью исполнил свой долг, ибо я вернулся к вам живым!
— Вот-вот, но с чем вернулся? С двумя случайно услышанными фразами? — фыркнул Грепотти. — Ты даже не можешь толком рассказать нам, о каком «господине» толковал командир отряда наемников и о каких купцах!
Тут поднялся Браккалезе-старший.
— Председатель!
— Говорите, Паоло, — вздохнул председатель.
— Господин председатель, оскорбление, нанесенное одному купцу, — это оскорбление для всех нас. Даже если бы мои товары остались целы, я бы потерял все, что уплатил возницам и главному караванщику, что потратил на корм для мулов, потерял бы время, затраченное на поездку моим сыном. Я не получил никакой прибыли от этой поездки и больше не буду иметь никакой прибыли из Аччеры, ибо старик Лудовико мертв, и теперь наверняка никто не выстроит на этом месте склада и не начнет своего дела! Это не только его горе, а наше общее!
Карло Грепотти одарил Паоло Браккалезе горящим взором, но председатель сказал:
— Вы хорошо говорили, Карло Грепотти, и я благодарю вас, однако прозвучало предложение выслушать наемного воина. И мы выслушаем его! — Он обратился к Гару: — Готов ли ты рассказать нам от себя, как было дело?
