Сгустились сумерки, люди начали расходиться по домам, разочарованные и встревоженные, но тут откуда ни возьмись появились торговцы колбасками и принялись наперебой предлагать горожанам свой товар, снуя по толпе, а предприимчивые виноторговцы мигом поняли, что им предоставилась редкая возможность избавиться от залежалого товара, и потому большая часть горожан никуда не ушла. Пироджийцы прихлебывали вино, больше напоминавшее уксус, и закусывали его колбасками, которые лучше было слишком внимательно не разглядывать. Они ждали и надеялись, но с каждым часом их все больше охватывали страх и тревога.
Наконец, через несколько часов после наступления темноты те горожане, что стояли на мысу, подняли крик. Он вскоре докатился до остальных, что ждали у пристаней:
— Корабли! Корабли!
Но чьи? Понять было невозможно, поскольку пока что были видны только полотнища парусов, озаряемые светом луны. Канониры застыли в ожидании возле пушек, пехотинцев Джанни выстроил вдоль берега. Их сердца бились так громко, — что их стук слышали простые горожане. Воины выставили перед собой алебарды. Все ждали появления врагов. Горожане с готовностью расступались, давая дорогу воинам — мало ли, а вдруг к берегу плывут пиратские суда?
Но вот от мыса донесся вопль радости, и его быстро подхватили все остальные. Когда крик донесся до гавани, из-за мыса выплыли три корабля, и в свете факелов стали видны их вымпелы и на одном из парусов — орел, символ Пироджии! Тут уж все горожане узнали корабли, в строительстве которых каждый из них в той или иной мере участвовал, и радостные выкрики превратились в дружный победный рев, которому, казалось, не будет конца. Воины потрясали пиками и алебардами и тоже радостно кричали.
А из-за мыса выплывали все новые и новые корабли. Первые уже причаливали к пристаням, и через их борта спрыгивали на пирсы усталые, но счастливые матросы. Они расталкивали пехотинцев, а те хохотали от радости и хлопали своих соратников по плечам и приветствовали их восторженными возгласами, а те пробирались к своим возлюбленным, женам, родителям и детям.
Последним на берег сошел адмирал, опираясь на руку Гара. На его груди белела повязка, однако он отважно улыбался, и в глазах его сверкал огонь победы.
— Лекаря! Лекаря сюда! — кричал Гар. Его форма почернела от пороха, в нескольких местах она была изодрана. Его левая рука и лоб были перевязаны, однако, похоже, он мыслил ясно.
Подоспевшие лекари увели адмирала. Джанни подбежал к Гару, ударил его по спине, принялся жать руку и восклицать:
— Поздравляю! Слава герою! Победа, Гар, восхитительная победа!
— Победил не я, а мои люди. — Гар улыбался, глаза его светились. — Но бой был великолепен, Джанни! Никому не пожелаю войны, но уж если она случается, пусть она будет такой!
— Расскажи мне, как все было!
— Мы вышли из гавани поутру, с попутным ветром. В миле от берега адмирал флагманского судна, Джованни Понтелли, увел половину кораблей дальше, за горизонт, а другой адмирал, Моска Качолли, повел остальные корабли к югу, вдоль берега, чтобы мы встретили пиратов как можно дальше от Пироджии. Ветер был попутный, и шли мы быстро, а как только ветер поменялся и подул к берегу, мы встретили пиратов у Львиного мыса. Адмирал Качолли отдал команду открыть огонь. Ты ведь помнишь, Джанни, как я велел расставить пушки — они все стоят на палубах, закрытые полотном на случай шторма. Ниже палубы их нельзя ставить ни в коем случае, иначе всю команду оглушит пальба, изнурит жар, от порохового дыма начнут слезиться глаза. На самом деле и на палубах было не легче от всего этого, но по крайней мере канониры могли слышать команды и не задыхались от дыма. Правда, солнце палило немилосердно. Как бы то ни было, канониры сдернули с пушек полотно, зарядили их и открыли огонь. От отдачи корабль жутко раскачало, но, как ты помнишь, я также настаивал на том, чтобы корабли не строили слишком высокими, поэтому они не перевернулись, а команда работала слаженно, и никто не угодил под пушки, когда они откатились после выстрела. Стрельбой командовал Качолли. Один корабль стрелял, а на других в это время заряжали пушки. В итоге мы наносили удары каждую минуту, если не чаще.
Ну а пираты ничего подобного не ожидали. Грохот стоял непрерывный, его было слышно кругом на двести ярдов. Наверняка прежде этим мерзавцам не приходилось сталкиваться с таким мощным обстрелом. Мы потопили с десяток вражеских кораблей, поскольку они для того, чтобы стрелять по нам, разворачивались бортами, а длинные галеры — превосходные мишени! А вот наши маленькие юркие каравеллы, стоявшие на большом расстоянии одна от другой, не позволяли врагам ни метко прицелиться, ни уж тем более попасть по цели. Выстрелов пиратских пушек мы не слышали из-за грохота собственных орудий, но видели, как шлепаются в воду пущенные врагами ядра — перед нашими кораблями, между ними, позади них, но только не попадают в них. Короче говоря, нас они ни разу даже не зацепили!
— Ни разу? — вытаращив глаза, спросил Джанни.
— Что ж... Одна из наших каравелл лишилась мачты, там погибли трое матросов, но не сомневаюсь, то было случайное попадание! Но как бы ни блестяща была наша пальба, сама по себе она не могла решить исхода сражения, поскольку на каждый наш корабль приходилось три вражеских. Враги пытались окружить нас, подобраться к нам, невзирая на огонь. Мы развернулись и бежали, и с каждой минутой пиратские галеры отставали от нас все сильнее. Море разбушевалось, наши маленькие кораблики раскачивались на волнах, словно детские кони-качалки, а волны перекатывались через палубу и обдавали нас солеными брызгами. Но мы, лавируя, плыли против ветра, а пираты понятия не имели о том, как это делать. О да, они свернули паруса, но ветер все равно отгонял их назад, и их гребцы только понапрасну тратили силы. Наверняка на веслах сидели рабы, которых выучили гребле за неделю! Словом, как они ни старались, мы опережали их все сильнее и сильнее, и как только расстояние между нами стало достаточно большим, адмирал Качолли снова развернул наши корабли и отдал приказ открыть огонь. Несколько судов противника было потоплено, но тут пираты наконец начали соображать получше, и несколько галер пошли в обход, дабы взять нас в кольцо. Тогда мы снова спаслись бегством, но пираты, успевшие обогнать нас, повели галеры нам навстречу при попутном ветре и окружили нас.
Глаза Гара сверкали.
— Вот тут настал миг, когда моим морским пехотинцам пришлось выдержать проверку их боевой выучки. И они во всем превзошли несчастных крестьянских парней, которых нарядили пиратами, — превзошли так, как боевой конь превзойдет пони! Пираты пошли на абордаж, размахивая кривыми саблями, но мои моряки встретили их лезвиями алебард, выстроившись в шеренги. Первую волну абордажников мои люди уничтожили мигом, вторую порубали, а как только устали, отступили, а их место заняла вторая шеренга, с пылом вступившая в бой. Однако командиры гнали пиратов вперед, погоняли их кнутами и кинжалами, и они все валили и валили на палубы через оба борта в таком неимоверном количестве, что вскоре моим морякам пришлось бросить копья и взяться за мечи. Тогда начался бой один на один, полилась кровь, и каждый дрался сам за себя. Трое крестьян, новоявленных пиратов, бросились на меня, завывая, словно бесы, и размахивая мечами на манер топоров. Кровь во мне вскипела. Оставалось одно: убить или быть убитым, и потому я постарался забыть о том, что они воюют с нами не по своей воле, и стал драться. Первого я уложил метким уколом и уклонился, дабы ею поверженное тело пролетело мимо меня. Затем я закрылся от удара его напарника, отступил, и третий враг по инерции помчался на меня, но я подставил ему подножку, и он упал. а я снова успел закрыться от удара второго. В следующий миг я с силой надавил на лезвие его сабли и пронзил его грудь своим мечом.
Тут, что совершенно невероятно, оказалось, что больше нет желающих сразиться со мной. Обернувшись, я увидел двоих моряков, бьющихся спиной к спине и отражающих атаки дюжины пиратов. Глупцы! Их никто не выучил боевым искусствам! Ведь только шестеро могут чего-то добиться при такой схватке, а дюжина — это ровно вдвое больше, чем нужно! Они просто-напросто мешали друг другу. Одного из них я ухватил за плечо и, отшвырнув назад, ранил в другое плечо, затем схватил другого за руку и толкнул. Он поскользнулся и упал, на него налетел третий. Так я расправлялся все с новыми и новыми врагами и каждого из них ранил, стоило им только развернуться, а к тому времени, когда я добрался до двоих отважных моряков, они и сами успели поработать на славу — уложили тех шестерых пиратов, которые были к ним ближе остальных. Тогда мы развернулись в ожидании новой атаки.
Вот так и шло сражение. Мои моряки крушили ряды пиратов, сея вокруг себя смерть, и в конце концов враги бросили оружие и запросили пощады. Моим капитанам удалось сдержать разъяренных матросов, а я созвал своих морских пехотинцев и приказал им запереть пиратов в трюмах их собственных кораблей.
