— Да, я недооценил Адриана. Он начинает серьезную битву. Думаю, победа достанется ему легко.
— А я считаю, что победишь ты.
— Ну конечно, ты говоришь как всякая мать! — Раздался звонок в дверь, и он застонал. — Я никого не хочу сегодня видеть. Пожалуйста, открой и скажи, что меня нет дома, ладно?
Она без возражений встала, но скоро вернулась в комнату, причем не одна — вслед за ней появилась девушка, при виде которой Роджер вскочил как ужаленный.
— Что ты здесь делаешь? — резко выпалил он.
— Роджер! — с упреком воскликнула миссис Пултон, прежде чем Диана успела ответить. — Не смей так разговаривать с гостями. — Она посмотрела на девушку: — Не обращайте внимания. Сегодня он устал и очень нервный.
— Не надо извиняться за мое дурное настроение, мама, — кисло пробубнил Роджер. — Уверен, Диана и не ждет от меня изысканных манер.
Миссис Пултон вышла из комнаты, закрыв за собой дверь. Роджер кивнул Диане на стул.
— Мать права. Что-то я не в себе сегодня. Прошу прошения, если был с тобой груб. Извини.
— Ничего. Собственно говоря, это я пришла просить у тебя прощения.
— За что?
— За… за пощечину.
Роджер на минуту растерялся, потом улыбнулся.
— По-моему, я ее заслужил.
— Да, пожалуй, — холодно согласилась она. — Но один опрометчивый поступок не должен усугубляться другим.
— Так ты говоришь, пришла извиниться? — переспросил он с легким сарказмом.
— Да. Но ты всегда так задеваешь меня, что я начинаю терять терпение.
— По крайней мере, это доказывает, что ты живой человек. — Он повернул стул и сел на него верхом, лицом к ней. — До того, как ты дала мне пощечину, я считал, что ты невозмутима и спокойна, как сфинкс.
— А что плохого в том, чтобы оставаться спокойной?
— Если только это не признак начинающегося застоя.
Она затаила дыхание.
— Ты, я вижу, со мной не особо церемонишься?
— Да, со мной всегда так. Сначала говорю, а только потом думаю.
— Пора оставить эту дурную привычку. Она может плохо сказаться на твоей карьере.
— Как ты права, — насмешливо согласился Роджер. — Видимо, мне нужна жена, которая сможет избавить меня от дурных привычек и привить правила хорошего тона. Не хочешь этим заняться?
— Мне это не по силам. На этот счет у меня нет иллюзий.
— Ты тоже слов не выбираешь, — мрачно заметил он, раскачиваясь взад и вперед на стуле. — Это удар ниже пояса.
— По-моему, мы оба не разбираем, куда бьем. Любой наш разговор заканчивается гадким скандалом.
— В этом есть и твоя вина, — молвил он великодушно. — Посиди у нас, выпей чашку чаю — хотя бы в доказательство того, что мы можем спокойно и мирно поговорить, не изощряясь в колкостях.
— Не могу. Отец ждет меня к ужину.
Роджер приподнял брови, снова начиная злиться:
— А ты, ни в коем случае, не можешь его ослушаться? Наверное, боишься?
— Чего боюсь?
— Боишься поступить по-своему?
— Если бы я хотела жить отдельно, вполне могла бы это сделать. Но мне больше нравится уступать отцу во всем и жить с ним.
— Почему же?
— Потому что это мой дочерний долг.
— Долг? — изумился Роджер, — А почему ты считаешь, что ты у него в долгу?
— Чувство ответственности… — Она запнулась. — Чувство ответственности и любовь понуждают меня к этому. Я все, что у него есть. Если бы у него были другие дети… если бы у него был сын, наследник…
— Господи боже, ты так говоришь, словно из учебника по психологии. Только не говори, что у тебя комплекс неполноценности из-за того, что ты родилась девочкой!
— А что, разве это трудно понять? Ты только представь, что он почувствовал, когда узнал, что у мамы больше не будет детей после меня? Он так мечтал о сыне! Чтобы у него был наследник, к которому перешел бы его титул…
— Но ведь ваш род все равно не заглохнет. — Озадаченное выражение не сходило с лица Роджера. — Не могу поверить, что ты серьезно к этому относишься. Это так… такой анахронизм.
— Просто ты вырос в иной среде, а мне все это кажется вполне закономерным.
— Не закономерным, — поправил он ее, — а естественным.
— По крайней мере, ты должен признать, что у меня есть простые человеческие чувства.
Его взгляд остановился на ее губах, и она со смущением вспомнила, как страстно отвечала на его поцелуи. Диана быстро глянула на него, замечая усталый вид, бледное лицо, морщинки в углах глаз и возле рта. Его волосы всегда были такими непослушными — рыжая мочалка, в которую ей так хотелось зарыть свои пальцы.
Она резко оборвала крамольные мысли, сожалея о внезапном импульсе, приведшем ее сюда. Во всем виновата Таня. Это она пыталась заставить ее поверить, что она, Диана, влюблена в кого угодно, только не в Адриана. Хотя она никогда и не любила Адриана. Он никогда не вызывал в ней такой бури эмоций, как Роджер. Сердце у девушки было полно волнения, и она боялась, что он заметит это, увидев, как часто пульсирует жилка на ее шее.
— Мне надо идти, — прошептала Диана.
Роджер, молча, проводил ее до машины.
— Неужели тебе никогда не хотелось бороться за свои взгляды и идеалы? — спросил он, когда она садилась на водительское кресло.
— До сих пор, нет.
— А за что ты готова бороться сейчас?
— За свою личную свободу! — медленно проговорила она. — За право делать то, что я хочу.
В глазах у нее была такая грусть, что Роджер почувствовал огромное желание вытащить ее из машины и прижать к себе. От отчаянного усилия подавить это желание, голос у него сделался сиплым и ненатуральным.
— Если бы тебе действительно нужна была свобода, ты бы ее добилась.
— Не считаясь с чувствами других?
— Не разбив яиц, омлет не сделаешь.
— Я ненавижу омлет, — выкрикнула она, изо всей силы выжала сцепление, и машина рванула прочь.
В полном бессилии, что случалось с ним редко, Роджер побрел в спальню, единственное место, где его никто не потревожит. Каждая встреча с Дианой приносила ему все больше мучений, и он уже жалел о том дне, когда впервые поцеловал ее. Даже сейчас он не мог понять, что побудило его на это. Но когда он увидел, как она идет ему навстречу по тропинке в лесу, спокойная, стройная, как молодое нежное деревце, чувства, что она пробуждала в нем, еще когда он был подростком, захлестнули его с новой силой. Как она удивилась бы, узнав, что он давно страстно и безнадежно влюблен в нее, — еще с детства.
— А теперь не влюблен, — сердито бурчал он себе под нос, — есть дела поинтересней, чем тратить жизнь на женщину, которая до смерти боится признаться хотя бы в том, что я ей нравлюсь!
Решительно расправив плечи, словно готовясь к схватке, что немало порадовало бы его политического агента, он широким шагом прошел в кабинет. Ему надо сделать кое-какую работу, и в работе
