Шир облегченно вздохнул.
- Конечно, - и, подметив, что к ним направляется Тирриниэль, торопливо добавил: - Если хочешь, я сам могу их довести. Сверну к Третьему - там мужики как раз небольшой запасец оставили: одежду, брони, всякую мелочь... негоже эльфам являться к Владыкам в том рванье, в каком они ходят сейчас. Заодно и отмоются, и в порядок себя приведут. Они и так пали ниже некуда, а если еще в таком виде покажутся людям... боюсь, нас могут не пустить в Чертоги.
- Кхм, - кашлянула Белка. - Ты прав: Риглан в последние годы совсем озверел, скоро и меня пускать перестанет. Ладно, веди. Только к болотам не приближайся.
- Да уж не дурак. Помню.
- Иди уже, - усмехнулась Гончая, а затем повернулась к Владыке Л'аэртэ. - Тиль, ты как раз вовремя: у меня к тебе наметилось крайне серьезное дело...
В этот день Белка впервые оставила отряд надолго. Правда, причину этого соизволила пояснить только Тирриниэлю, но и ему, кажется, до конца не открылась. Не потому, конечно, что не доверяла, а лишь оттого, что не хотела пугать больше необходимого и сообщать, что отпущенное ей время медленно подходит к концу.
За последние недели она уже трижды замечала нехорошие признаки: в тот день, когда едва не потеряла Стрегона и своими глазами увидела, на что способен агинский палач, если дать ему волю. Тогда она, хоть и не призналась никому, впервые за долгое время оказалась на грани. И убила всех, кто сопровождал Брегариса, просто будучи не в силах остановиться. А потом с ужасом вспоминала накатившее безумие и тихо радовалась тому, что его результатов никто, кроме нее, уже не увидел.
Во второй раз Траш пошевелилась во время короткой схватки с Охотниками. Несильно, но ее присутствие стало достаточно явным, чтобы выдать ее манеру вести поединок, добиваясь максимально быстрой и жесткой победы.
Наконец, третий эпизод случился во Впадине, когда они вдруг оказались перед стаей недобро настроенных хмер.
Всякий раз Белка успевала закрыть свое сознание от кровной сестры, сумела задавить ее гнев и не позволить свершиться непоправимому. Тогда ей еще хватало сил, чтобы бороться. Но Шир правильно подметил, что ее зрачки все чаще и чаще сверкают нехорошими зелеными огнями. Правильно распознал шипящие нотки в ее тихом голосе. И быстро понял, почему она старается больше не смотреть ему в глаза: Траш уже устала ждать избавления. И мирно покоящийся рядом с ней Карраш - тоже. Им было тесно внутри естественной темницы, построенной внутри чужого разума. Им надоели искусственно наведенные оковы. Начали раздражать терпеливые объяснения хозяйки, утомило ее сопротивление. Они хотели воли. Свободы. Через столько веков томительного плена они снова пытались ожить. И с каждым годом все настойчивее старались сбросить кровные узы, чтобы вернуться в свои, заключенные в камне тела.
Каждое их шевеление причиняло Белке неудобство. Каждая попытка открыть несуществующие глаза доставляла ей немало неприятных минут. Но за годы вынужденного ожидания она сумела обрести устойчивое равновесие и смогла заставить их подчиниться. Какое-то время хранила хрупкое равновесие. И только теперь, когда Таррэна не стало, когда время неумолимо ускорило свой бег, когда наложенные им путы ослабли, а зов крови превратился в неслышный стон, ей стало совсем тяжело. А в последние дни и вовсе невыносимо. Потому что жаждущие пробуждения звери уже едва хранили на своем сознании легчайший полог магического сна. Они почти видели, что происходит с хозяйкой. Почти слышали, что творится вокруг. Нередко сердились вместе с ней и вместе с ней же рычали от боли, если Белке доводилось неосторожно пораниться.
Да, когда-то она вела их за собой, бесстрашно сливаясь в полноценном Единении. Но тогда они были ведомыми. Тогда они сознавали, что творят. Тогда они еще не были так сильны и никогда не сопротивлялись поодиночке. А теперь их разумы изменились: четыре века сна стерли многое из их памяти. Вернули их в прошлое, далеко назад, во времена Диких Псов. Чтобы вспомнить об этом, признать хозяйку и усмирить кровожадные инстинкты им даже с помощью Таррэна понадобится время. Минута, час, день... но если они сорвутся раньше, у Белки этого времени уже не будет. Просто некому будет его дать, потому что пара свирепых хмер раздерут ее разум на части. Они и сейчас уже скреблись в нетерпении. Рвались на волю. Желали возрождения. Они почти пробудились за эти двенадцать лет. И все увереннее оттесняли сознание Гончей в сторону, временами становясь сильными настолько, что почти подчиняли его себе.
Это причиняло безумную боль. Заставляло искать уединения. Вынуждало постоянно жевать ядовитые листья тиррта, славящегося своим парализующим действием: если Белка не выдержит, и хмеры все-таки сорвутся с привязи, это их немного ослабит. Даст Ширу время, чтобы все понять и начать действовать, позвать остальную стаю. А против полусотни могучих перевертышей человеческое тело... пусть и измененное... все же не сумеет устоять. Особенно тогда, когда от разума в нем останутся лишь жалкие крохи.
Когда Шир увел отряд дальше, Белка обессиленно опустилась на землю и, крепко зажмурившись, обхватила колени руками. Близость эльфов причиняла ей физическое неудобство. Рядом с ними ей становилось не по себе. Из-за них тревожились хмеры в ее сознании и перед глазами все отчетливей вставали сцены дикой охоты. А временами во рту появлялся знакомый до отвращения привкус крови, от которого костяные кошки восторженно выли, а у нее все переворачивалось внутри.
Шир был абсолютно прав, когда советовал ей побыть одной. Прав хотя бы потому, что вдали от Перворожденных хмеры ненадолго успокаивались. В одиночестве Белка еще могла загнать их на глубину - правда, ровно до того момента, пока чутких ноздрей снова не касался их притягательный запах. Стыдно признать, но с некоторых пор Белка даже рядом с Тилем ловила себя на мысли, что мечтает попробовать его на зуб. Его присутствие будоражило, запах сочащейся из него магии буквально пьянил, ласкал, как аромат старого, крепкого и хорошо выдержанного вина.
Гончая, невольно сглотнув набежавшую слюну, опомнилась и со стыдом уткнула голову в колени. Боже... это какое-то безумие! Так и тянет сейчас вскочить и ринуться следом, уткнувшись носом в свежий след и ощущая азарт погони! С таким сильным противником будет за честь побороться на равных... а там ведь не только Тиль. Рядом с ним Лан. И Картис. Там ждут ее возвращения Инару и Эналле с тремя десятками бедолаг, которые даже понятия не имеют, кому присягнули на верность. Не догадываются о том, что ее внимательные взгляды на самом деле полны кровожадного нетерпения. Не видят, что изумрудные глаза то и дело заволакивает мечтательной дымкой вожделения. Эх, остроухие... может, зря я вас вытащила? Зря рисковала и спасала от свирепой стаи Айши? Может, надо было оставить все, как есть, и не вмешиваться? Потому что, видят боги, скоро я стану для вас гораздо более опасной, чем смертоносные хмеры. В первую очередь оттого, что меня вы ни в чем не подозреваете...
Над головой у Гончей негромко прочирикала какая-то птица.
Белка устало подняла голову и наткнулась на молодого скворца, внимательно изучающего ее с сосновой ветки. Странно. Раньше скворцы не рисковали сюда залетать. Возле Большого Тракта их еще можно было встретить, но рядом с Кордоном, здесь... очень странно.
Птица забавно наклонила голову и снова подала голос. С той безошибочно верной интонацией, в которой легко угадывается нетерпеливый вопрос: Хозяин?..
Гончая горько усмехнулась.
- Мал еще твой Хозяин, малыш.
- Ч-р-р?
- Точно. А тот, что был раньше, пока не вернулся. Да и вернется ли - не знаю, - она снова опустила голову и, прикрыв глаза, надолго замерла.
Думать не хотелось ни о чем. Гадать и надеяться - тоже. За прошедшие двенадцать лет она так долго жила ожиданием, что теперь эмоции словно притупились, истерлись, почти потеряли значение. Родовой перстень Таррэна уже давно не подавал признаков жизни: золотой ободок кольца потускнел, желтые глаза Великого Дракона погасли, точеные грани у изумруда заметно сгладились, и теперь вместо гордого повелителя небес на нее так же устало смотрел самый обычный змей - немолодой, утомленный прожитыми годами и смиренно дожидающийся смерти.
Неужели правда?!
Белка в отчаянии прикусила губу и вдруг сжала кулаки.
