затем научился ими командовать. Я был третьим ребенком в семье Толкача. В тех местах, откуда ты родом, есть Закон о Третьем Сыне?
— Ты имеешь в виду, что первый остается в замке, второй идет в армию, а третий во флот?
— Не иначе как ты вырос рядом с морем. В принципе ваш закон похож на наш, только у нас первый сын становится старшим Погонялой у отца, а после его смерти занимает отцовское место. Второй сын идет в наемники, что тоже на руку отцу — в случае чего у него есть «своя» рота — та, где служит его сын. Третий же сын уходит в горы к мудрецу, чтобы набраться от того премудрости. Например, узнает, как спасти души всех членов семьи.
— А, значит, вы верите в спасение души, — заметил Дирк. — Как я понял, ты по какой-то причине не попал к мудрецу.
Корт хмуро покачал головой.
— Я еще не утратил надежды обзавестись семьей. Конечно, я наслышался историй о том, как деревенские девушки посещают мудрецов, чтобы научиться у них искусству любви. Кстати, деревенские парни учатся тому же самому у старых вещуний. Но я всегда мечтал иметь жену, детишек...
Корт умолк и отвел глаза. В мыслях своих он представил себе лицо Виолетты. Неожиданно его охватила печаль — к горлу подступил комок, и Корт испугался, что вот-вот разрыдается перед незнакомцем.
— И из-за этого ты не стал изучать философию? — поинтересовался Дирк. — Странная, однако, причина для того, чтобы податься в солдаты.
Неожиданно для себя Корт почувствовал, что он здесь словно на суде и его допрашивают с пристрастием. Лейтенант постарался принять равнодушный вид и вновь повернулся к Дирку.
Какая, собственно, разница, что подумает про него незнакомец. Пусть что хочет себе, то и думает.
Однако Корту это было почему-то небезразлично.
— Мне не сиделось на месте, я жаждал новых впечатлений — вот и подался в наемники. Начинал сержантом, а через пару месяцев дорос до лейтенанта...
— И такая жизнь тебя устраивает?
— В конце концов любого из нас ожидает смерть, — пожал плечами Корт, — но у солдата по крайней мере есть шанс умереть в бою. Да, риск велик, но и отдача больше. Так что солдатская лямка мне не в тягость — моя жизнь полна приключений, а в сражениях все ощущаешь гораздо ярче. Признаюсь, и мне бывает страшно — например, когда я вижу, что надо мной занесен вражеский меч, — но от этого еще сильнее хочется жить, страх подстегивает меня, возбуждает, придает существованию остроту.
Скажи, что может сравниться с победой, особенно с той, что досталась дорогой ценой, когда поле брани усеяно телами погибших, а ты все еще жив? Ради этого я готов пройти через что угодно — бегство, позор поражения. Ведь я знаю, что рано или поздно мы снова одержим победу. А чего стоит боевое братство? Когда знаешь, что те, с кем ты сражаешься бок о бок, никогда тебя не предадут, в трудную минуту придут на помощь, даже если в душе и ненавидят тебя? Такое единение душ способен ощутить только тот, кто прошел через тяжкие испытания. Вот почему солдаты слушаются меня — не потому, что я сын Толкача, и не потому, что я, если понадобится, могу стереть каждого из них в порошок, а потому, что я делаю все для того, чтобы сохранить им жизнь. Битва отшумела, а мы живы и здоровы.
Корт остановился, чтобы перевести дух, и сам удивился тому, что произнес подобную тираду. Но Дирк только с серьезным видом кивнул головой.
— Что ж, я не прочь служить под началом офицера, который бережет своих солдат.
— Вижу истинного бойца! — улыбнулся Корт и пожал Дирку руку. После этого он порылся в поясном кошельке и извлек оттуда серебряную марку. — Это тебе за вступление в наши ряды. Добро пожаловать на службу в Голубую Роту, сержант Дюлейн.
— Благодарю тебя, лейтенант, — произнес с ухмылкой Дирк. — Каково мое первое поручение?
— В увольнении-то?.. Упиться как следует, а потом обогатить шлюх. Правда, для офицера дело обстоит несколько иначе. Когда рота отдыхает, я обычно присматриваю за моими солдатами, и если вижу, что назревает потасовка, то стараюсь утихомирить забияк, пока дела не приняли серьезный оборот. Заодно успокаиваю и возмущенных горожан. Можно сказать, несу дозор на улицах.
С этими словами Корт оперся ладонями о край стола и попытался встать на ноги. Однако стол неожиданно опрокинулся, а сам лейтенант снова рухнул на стул, растерянно глядя по сторонам.
— Боюсь, на сегодня дозор отменяется.
Дирк не спеша поднялся на ноги и помог встать Корту.
— Я гляжу, ты выпил больше положенного — к тому же так быстро, что и сам не заметил. Знаешь, что я скажу тебе: следить за солдатами — дело сержанта. А лейтенант пусть следит за тем, чтобы сержанты оставались честными. Представь меня своим солдатам и отпусти меня в дозор.
— Но я всегда...
— Всегда, но не сегодня. — Дирк не стал говорить, что по Корту видно: тому хочется хорошенько набраться — так сказать, напиться в стельку. — Хочу честно отработать серебряную марку.
— Ладно, согласен. — Неожиданно Корт решил, что идея эта не так уж и плоха, а заодно удивился тому, отчего ему так туго соображается, почему так трудно выбросить Виолетту из головы.
Лейтенант вынул из-за пояса значок с тремя полосками и помахал им у Дирка перед носом.
— Вот твои знаки различия, пока не пошьешь себе форму...
Дирк поспешил взять значок из рук Корта, пока тот ненароком не уколол его острой булавкой, и прицепил к рубашке.
— Эх, симпатичная брошечка! Ладно, лейтенант, веди меня к твоим орлам.
В приподнятом настроении Гар с Ральком выехали за ворота Лутра.
— Как удачно, однако, Гар Пайк, прошла торговля в этом городе, и все благодаря тебе, благодаря твоему знанию чужого языка! Знаешь, я подумал, что за это причитается небольшое вознаграждение.
— Не откажусь, — ответил Гар с лукавой улыбкой.
— Мы распродали весь наш товар и закупили новый, причем на выгодных условиях! Теперь можно держать путь в Зангарет. Товары из Лутра всегда были в чести у тамошних жителей.
— То есть ради барыша можно и рискнуть... Но если всегда иметь дело с такими переводчиками, как сегодня, то можно не только остаться без прибыли, а вообще прогореть.
На мгновение улыбка Ралька пропала.
— Твоя правда! Немало среди нас, купцов, и таких, что возвращаются домой голы и босы, если вообще возвращаются. Нет, друг мой, я не прогадал, взяв тебя в помощники.
— Благодарю за доверие. — Гар попытался изобразить, что польщен. — То бишь, если я тебя правильно понял, вашего брата-купца не так уж и много.
— Так мало, что мы все знаем друг друга — даже тех, с кем никогда не встречались. Оскар из Дреллана ведет торговлю на Западе, продает шелк, который производят на побережье. Ему нужны тарелки и чашки, что изготавливают здесь, в Лутре.
Хольгер из Альберга закупает их у меня в обмен на шелк, который, в свою очередь, берет у Оскара, а тому везет посуду.
Лотарь из Силаса торгует специями и заморскими фруктами, которые он привозит из полуденных стран. У него их покупает Альберт из Рехема и перепродает мне в обмен на кость, которую я приобретаю у Кренеля из Грельхольма в обмен на толстое сукно, что ткут в Вурмсе.
Кренель привозит бивни моржей и нарвалов от Марля из Рора, которого лично я никогда не видел. Но зато он отдает мне свой товар в обмен на ткани, которые я закупаю у жителей Вурмса... Я бы мог перечислять моих партнеров еще добрых полчаса, но и этого хватит. Мы все, так или иначе, знаем друг друга, у каждого из нас своя команда погонщиков. Кстати, они ничем не уступят по силе и сноровке отряду наемников. В общем, мы те, кому удалось выжить.
— Вот уж воистину опасное ремесло! — воскликнул Гар.
— Зато выгодное. Когда я состарюсь и отойду от дел, то наживу к тому времени богатство ничуть не меньшее, чем у Властелина. Правда, пока этим лучше не хвастаться, чтобы, не дай бог, не узнали те, кому не положено. Мой дом уже сейчас похож на крепость, но я намерен с годами укрепить его еще сильнее. Кстати, вокруг немало крестьян, которые готовы перебраться со своими семьями за мои стены. Я обучу их владеть оружием, а те, кто согласен трудиться на складах, пусть трудятся, только честно. Каждый год они будут получать у меня новую рубаху из плотного сукна. Я построю им дома, чтобы они не жили в
