ассоциацию'.
'…Здесь мы позволим себе сказать в скобках: слова, в особенности те, которые приняты учеными, содержали в их созвучии уже некоторую классификацию. Это хорошо, потому что это приятно и помогает понимать речь. Например, таковы окончания на — оnе — сотроsitionе, ргоduzione, сгеаzione, lеzione — все означают действие; слова на — епtо — funzionamentо, сотрonimentо, fermento, talento — обозначают более определенную стадию качества действия; слова на — ismo — razionalismо, militarismo, regionalismo, dottrinarismo, cretinismo, religiosismo — принадлежат более к обозначениям состояния, как и аtavismo к обозначениям учреждений. И если мы здесь не ошиблись, то наша выписка здесь постольку уместна, поскольку она оправдывает наше понимание здорового атавизма'.
Глава VI. КОСВЕННОЕ САМОУБИЙСТВО
Необходимо еще упомянуть здесь о тех странных случаях самоубийства, которые я называю косвенным самоубийством. Это те покушения, которые совершаются на жизнь стоящих у власти с целью покончить с своей жизнью, прекратить которую самостоятельно не хватает мужества.
Этому еще недавно были примеры. В Испании — Олива-и-Манкусо, политический преступник со многими признаками вырождения, покушавшийся в 1878 году на жизнь короля Альфонса, ничем не заслужившего такого отношения к себе даже и со стороны революционеров.
Олива был упрям, обладал посредственными способностями; он посвятил себя математике, хотя семья желала посвятить его литературе. Затем, не успев ни в одном, ни в другом, он бросил ученье, был сначала подмастерьем у скульптора, затем типографом, сельскохозяйственным работником, бондарем и, наконец, солдатом; здесь он отличался известною храбростью.
Вернувшись затем в мастерские, он почувствовал, что страсть его к чтению сильно возросла; он стал так усердно читать ультралиберальные газеты, журналы и книги, что работать приходилось мало и плохо. Не будучи в силах примириться с этой жизнью, так мало отвечающей его вкусам, он несколько раз выражал желание покончить с собой, а затем, получив от отца небольшую сумму денег на переселение в Алжир, он вместо этого поехал в Мадрид и там совершил свое покушение на жизнь короля.
Другие случаи косвенного самоубийства, убийства с целью самоубийства, указаны у Модели, Эскироля и Крафт-Эбинга. В 1878 году в Берлине Нобилинг совершил покушение на жизнь германского императора. Первый выстрел был направлен на жертву покушения, вторым убийца хотел покончить с собой.
Нобилинг был несчастным, сбитым с толку человеком со многими признаками вырождения (головная водянка, асимметрия лица). На основании этих признаков его нужно отнести к типу преступников по страсти, которые в остальном не представляют аномалий. Получив диплом доктора философии, он посвятил себя сельскому хозяйству и, напечатав небольшое сочинение по экономии, получил место в прусском статистическом бюро. Однако, когда однажды ему поручили исполнить одну ответственную работу, он оказался настолько неспособным, что был уволен со службы. Затем у него было более скромное занятие, далее он совершает путешествие по Франции и Англии, возвращается в Германию и не может ни на чем остановиться. Тогда в голове его рождается мысль о покушении, и неделю спустя он приводит ее в исполнение.
Характера Нобилинг был упрямого и эгоистичного; знакомые его отзывались о нем как о неисправимом, кротком мечтателе, верящем в спиритизм и теории социалистов, которые он, довольно сбивчиво, развивал при малейшей возможности. Ради этого он получил прозвище Реtroliere и Сomunista (Керосинщик и Коммунист).
Тотчас после ареста Пассананте говорит: 'Я совершил покушение на короля, наперед зная о том, что меня ждет смерть, ибо жизнь потеряла для меня ценность благодаря злоупотреблениям моего хозяина'. Действительно, еще за два дня до покушения его гораздо больше занимал предстоящий уход от хозяина, чем убийство короле. Во время ареста он сам старается ухудшить свое положение, напоминая полиции о том, что было им написано в одном из революционных воззваний:
Все это плюс его честолюбие, объясняет, почему он отказался апеллировать о кассации приговора и почему при получении известия о помиловании он больше размышлял о том, что скажут критики, чем радовался вновь обретенной жизни.
Фраттини бросил бомбу на площади Колонна в Риме, ранив многих из публики. Во время процесса он утверждал, что не имел намерения никому приносить вреда, а лишь хотел протестовать против существующего положения вещей, и удовлетворился бы, если бы ему удалось каким-нибудь образом уничтожить феодальную аристократию!
Насколько его планы были связаны с его отчаянием по поводу своей жизни, можно видеть из его писаний:
'…Я не боюсь ни за свою свободу, ни за свою жизнь, о нет!.. Напротив, если бы ее отняли от меня, то оказали бы мне высшее благодеяние'.
'…Я не могу больше сносить эту жизнь унижений и позора, на которую человеческое общество обрекло меня без всякого повода. Прежде чем теть, я жаждал помочь, а не повредить себе подобным! Поэтому я не мог, не должен был никого ненавидеть!'
'…А голод, будивший во мне ненависть! А работа, которой я не мог найти! Почему я действительно не стал настоящим убийцей? Ограбить — о, почему у меня не хватило мужества еще раз попытаться убить себя?'
'…Всякое животное находит необходимый для себя корм, потому что звери не воруют пищу друг у друга и довольствуются тем, что удовлетворяет их потребности! Природа создала общность; узурпация, частная собственность вот причина всех зол!'
У нас имеются в руках еще более интересные документы подобного же факта замаскированного самоубийства, служащего мотивом совершения политического убийства. Они доставлены нам благодаря любезности румынской королевы, теперь писательницы (Кармен-Сильва), женщины образованной и широких горизонтов.
С., румын, 30 лет, осужденный за убийство, но затем помилованный, покушался на жизнь короля, стреляя с улицы в освещенные окна, так что едва только задел несколько стекол. При обыске в его комнате нашли — много его портретов в одежде и с оружием разбойника; между прочим, на одной из карточек он снят как бы покушающимся на самоубийство, удерживаемый возлюбленной. Эту карточку знаменитая королева справедливо сравнивает с портретом Кавалья. Очевидно, мысль о самоубийстве приходила ему уже давно, еще в период, предшествовавший покушению, хотя и не без примет тщеславия. Таким образом, его преступление может быть подведено под категорию косвенных самоубийств.
По-моему, Генри и Вальян самые типичные косвенные самоубийцы; быть может, и Лега, жалевший об отмене смертной казни в Италии, и Казерио, говоривший еще до преступления, что 'обезглавление не причиняет боли'. Генри протестовал против попыток его защитника и матери смягчить его вину ссылкой на душевное расстройство отца-преступника; он говорил присяжным: 'Ремесло адвоката — защищать; что же касается меня лично, то я хочу умереть'.
Глава VII. ПРЕСТУПНИКИ ПО СТРАСТИ. КАЗЕРИО
В политических преступлениях немалую роль играет классовый и социальный фанатизм. Эта сильная страсть иногда может сопровождаться преступностью, иногда же может существовать в чистом виде, без всяких преступных наклонностей. В своей книге 'Delitto politico e l'Rеvоluzione' я указал, что, наоборот, политические преступники по страсти часто отличаются своей честностью, в противоположность преступникам прирожденным.
Во-первых, признаки преступного типа у них совершенно отсутствуют; наоборот, они обладают прекрасной, я сказал бы, антикриминальной наружностью, имея широкий лоб, прекрасную бороду, кроткий