перспективы.
Я замер, не в силах отвести взгляда от грозного знамения, и, даже когда вспыхнула и запищала спичка, продолжал стоять какое-то время неподвижно. Наконец заставил себя двинуться к месту службы. Шел с оглядкой — и все же главный момент пропустил. За спиной послышался оглушительный чмок. Обернувшись, увидел, что гигантская водяная амеба успела разделиться надвое, при этом рассеяв в высоте десятка полтора медузок помельче.
Что ж это, братцы вы мои, на нас надвигается, если такую пожарную машину вызвать пришлось?
В голливудские пророчества Лёхи я, повторяю, не очень-то верил, однако унять нервную дрожь мне так и не удалось: в том-то и беда, что, как свидетельствует опыт, особенно мой, реальность всегда превосходит самые мрачные ожидания.
С госпожой тоже явно было не все в порядке: бессмысленно пошевеливала щупальцами, будто не знала, с какой команды начать, шла пятнами на манер осьминога, что, впрочем, выглядело со стороны весьма эффектно. Непонятно лишь, зачем вызывала.
— Ну что, Мымра? — сочувственно спросил я и вдруг осознал, что впервые обратился к ней вслух. Не под нос себе пробормотал, а именно обратился — в полный голос.
Реакция ее меня удивила: Мымра исчезла. Раньше она перед отбытием бурлила хотя бы, а тут без прелюдии: бац — и нету!
Постоял подождал, собрался уже вернуться к футляру, когда она возникла вновь.
— Ну? — с вызовом сказал я. — Чего дуришь?.. Вот заберут сейчас твоего Володеньку Турухина — кого тогда гонять будешь?
Показалось, будто Мымра вздрогнула. Возможно, опять отлучилась, но лишь на долю секунды. Сзади послышалось знакомое неприятное кудахтанье, и я обернулся. В пяти шагах от меня стоял Лёха.
— Никак на правду перед увольнением пробило? — язвительно осведомился он. — Что ж, это по- нашенски! Терять нечего, режь все как есть начальству! Пусть знает…
В другой раз я бы, может, и обиделся, однако тогда мне было не до того.
— Как-то странно она себя ведет сегодня… — сказал я.
— Прикидывает, куда бежать, — уверенно объяснил Лёха. Как водится, все знал заранее. — Выбирает, в которую муть прятаться…
Словно подтверждая его слова, Мымра пропала надолго.
— Ты думаешь, у нее не один дом?
— Думаю, да. Насколько я понимаю, жить они могут только в таких условиях. Вот и скачут из одного укрытия в другое.
— Так, может, я снова к ней попаду? В другой мути…
— М-м… Вряд ли. Хотя… — Он задумался.
— А чего ей тогда бояться? Укрытие есть и, ты говоришь, не одно… Спросил — и сам пожалел. Сейчас ведь снова начнет ужаски плести. А тут и без ужасок зябко.
Но Лёха лишь вздохнул:
— Скоро узнаем…
И это было хуже любого ужастика.
— Слушай, — сказал я. — Надо бы Леру предупредить…
— О чем?
— Ну… вообще… Предупрежден — значит, вооружен…
Лёха скорчил досадливую гримасу.
— Предупрежден и очень опасен, — с безобразной усмешкой вымолвил он. — Опоздал ты, Володенька… Лера-то наша — тю-тю! Вслед за Вадиком. Так что предупреждай, не предупреждай…
— Да брось ты!.. — И я, не обращая внимания на попытки Алексея удержать меня, устремился к Лериному футляру. Все правильно. Та же самая картина: прямоугольник коротенького, словно подстриженного мха и копошащиеся на нем ежики. Видимо, Валерия сразу после недавнего нашего разговора вызвала Обмылка и потребовала немедленной эвакуации. Вот, значит, какие у нас дела… Вот, значит, откуда ветер дует… Побежали крысы. Стало быть, скоро тонуть… То есть не тонуть — гореть… Пожар — к потопу, потоп — к пожару…
Несколько секунд я пребывал в остолбенении, потом подошел приотставший Лёха. В отличие от меня, он никуда не спешил.
— Ну что, убедился?
— А на Вадика бочки катила… что попрощаться не зашел… — в недоумении начал я и осекся.
Такое впечатление, словно кто-то взвихрил чайной ложечкой воду в стакане: муть вскипела, медузы крутнулись смерчем, как пузырьки. От неожиданности я чуть равновесия не потерял.
— Ого… — упавшим голосом произнес Лёха.
Ежики метнулись враскат, и на месте Лериной упаковки нарисовался Обмылок. Мне показалось, что на сей раз наладчик проделал это быстрее, чем обычно.
— Резко по футлярам, — скомандовал он. — Крышки закрыть, бестолковку не высовывать. Подкрался.
— Кто подкрался?
— Комбец подкрался!
С этими словами он и сгинул. Что ж, коротко и ясно. Мы с Лёхой переглянулись. Начинается. Медузы продолжали кружить, распавшись на стайки, но как-то более деловито, без прежней паники, словно выбирая особо пожароопасные объекты. На секунду полупрозрачный рой сгустился вокруг нас с Лёхой, но быстро рассеялся.
Было ли нам страшно? Да, пожалуй…
— Давай хоть провожу, что ли… — поколебавшись, предложил я.
— А стоит ли? — озираясь, спросил Алексей. — Кажется, в самом деле что-то серьезное, раз за товар беспокоится…
Да, товар… Товар — это мы. Сам помирай, а товар выручай… Первое правило бизнеса…
И все-таки я увязался за Лёхой до самого футляра. Черт его знает, вдруг действительно распихают по разным мутям — больше и не увидимся…
Идти было всего ничего, но мы и тут, успели потрепать языками. Как всегда.
— Вот тебе версия напоследок, — сказал он. — Насчет нашей здешней работы…
— Ну?
— Все эти ужимки и прыжки — комплекс упражнений для пробуждения совести. Как тебе такое?
— Знаешь, — искренне ответил я ему. — Я смотрю, у тебя каждый раз новая версия…
— Ну а как же! — невозмутимо откликнулся он. — Мысль-то на месте не стоит.
— Зачем им понадобилось пробуждать в нас совесть?
— Возможно, для них это высшая форма пыток…
— А для нас?
— Для нас — не уверен…
— Позволь, это что же получается? — Я хмыкнул. — Принял ты, скажем, коленно-локтевую позицию — и почувствовал угрызения совести?
— Ну не так сразу. Я сказал: комплекс упражнений. Почувствуешь, только чуть позже, когда все это выполнишь… Но ведь было же, — нарочито-проникновенно произнес Лёха. — Признайся, было?
— Н-ну, было… — вынужден был признаться я.
— Вот. Значит, и ты тоже. А я сперва думал, у меня у одного так…
Мы подошли к футляру. Лёха велел крышке открыться, потом обернулся, пожал мне руку. Мы бы, пожалуй, и обнялись на прощание, но, сами понимаете, не в голом же виде!
— Чеши к себе, — сказал он, укладываясь в выемку. — Удачи!
Крышка за ним закрылась.
Вы не поверите, но вместо того чтобы припуститься бегом к своей упаковке, я еще с минуту, не меньше, стоял возле чужого футляра, придурок, и недоверчиво озирал взбаламученную нашу муть. Забрось меня судьба в горячую точку, роль первой жертвы была бы мне обеспечена. Наградит же Бог одного
