сопротивление будет жёстко подавлено.
Пришлось подчиниться. Нам связали руки, надели на головы бумажные пакеты и, бесцеремонно тыча в спины автоматами, вытолкали из Кремля по всем этим замысловатым коридорам и лестницам наружу, где так же грубо зашвырнули в автобусы.
Спустя какое-то время я оказался в одиночной камере неозвученного тюремного заведения. Как ни странно, я был спокоен. На стены не кидался и в дверь не колошматил. Видимо внутренне, сам того не осознавая, я был к чему-то подобному готов.
На следующий день меня стали навещать следователи. Было их почему-то много, не меньше четырёх, все крайне тупы, крайне неприятны и все лоснились от обильного потоотделения. Они расспрашивали меня о причинах, «побудивших решиться на государственный переворот», показывали центральные газеты, кишевшие броскими названиями вроде «Фашистская хунта арестована!», фотографиями вернувшихся к исполнению своих непосредственных обязанностей членов ЦК, причём в обнимку с самим Романовым, распоряжениями в очередной раз активизировавшего руководящую деятельность Григория Васильевича и бравыми отчётами с мест о ликвидации последствий правления хунты.
Там же, в газетах, я узнал, почему мы стали вдруг фашистской хунтой. Оказывается, по версии центральных советских газет, переворот был совершён в день рождения Гитлера, а наша жестокость по отношению к инакомыслящим была сродни политики фашистской Германии в годы Второй мировой.
Со следователями я общался неохотно и на большинство вопросов отвечать отказывался.
Через полгода состоялся суд. Мы, члены ГКЧП, предстали на нём в несколько усечённом составе: трое из нас, включая председателя, предельно честного и бескомпромиссного генерала Дробышева, пребывая под следствием, в камерах покончили жизнь самоубийством. Как-то раз и меня посетило отчётливое желание распустить носки и соорудить из них петельку, чтобы гордо расстаться с этим подлым миром, в котором я, неравнодушный и свято верящий в возможность вселенской справедливости человек, оказался вдруг в роли загнанного и презираемого зверя. Слабость длилась недолго, лишь пару минут. Я сумел обуздать эмоции и отогнать это гнусное наваждение. Я не проигравший. Я победитель. Ещё ничего не решено, ещё ничего не закончилось. Борьба продолжается — продолжается до тех пор, пока ты жив. Я буду бороться за свой коммунизм и свой Советский Союз до последнего вздоха.
И даже когда сиплый голос мерзкого судьи с бегающими глазками томно назвал моё имя и определил приговор — «Смертная казнь!» — я не испытал никаких эмоций. Что жизнь, что смерть, если ты знаешь, к чему стремиться и за что бороться? Если уверен, что годы, отданные справедливой борьбе, были волнительны и прекрасны?
Глава двадцатая: Адам и Ева
Я шёл и шёл по коридору, а выстрел всё не раздавался. Один поворот, второй, третий… Что же они тянут, начинал я злиться. Что же это за издевательство над приговорённым к высшей мере?
А выстрел так и не прозвучал. Открылась массивная железная дверь, меня ввели в просторное помещение, по периметру которого стояли, с любопытством взирая на меня, несколько человек, большинство из которых — в белых халатах. Меж ними значились серьёзные товарищи в военной и гражданской форме. В одном из них я узнал Горбунова — ссыкло вонючее, он растворился в воздухе едва мы взяли власть в свои руки. А теперь вновь воскрес.
Меня подвели к большому, причудливому агрегату с серебристым саркофагом в центре конструкции и стали измерять давление, пульс и проверять зрачковый эффект. Агрегат, к моему немалому удивлению, один в один напоминал тот, в каком меня переместили из России в Союз. Ещё один такой же стоял метрах в десяти поодаль. Похожие процедуры проходила перед ним нечёсаная и страшноватая тётка с немытыми, всколоченными волосами и в идентичной с моей светло-розовой робе смертника. Я почувствовал в груди непонятное волнение.
— Это что, межпространственная машина? — решил я задать вопрос одному из докторов, тому, что светил мне в глаза миниатюрным фонариком.
— Совершенно верно! — радостно и дружелюбно отозвался тот.
— Как же это понимать, вы отправляете меня обратно в Россию?
Я был поражён животной тупости Кремлёвских либералов. Что ж они, решили, что это для меня наказание? Что я сдохну там без коммунизма? Да я тотчас же включусь со всей яростью в борьбу с миром капитала. И смею вас уверить, что сейчас, с моим опытом, это будет получаться у меня несоизмеримо эффективнее.
— Нет, Виталий Валерьевич, что ты! — артистично воскликнул, приближаясь ко мне, Горбунов. — Чтобы ты и там народ баламутил? Это было бы слишком милосердно для тебя. Незаслуженно милосердно.
— Игорь Михайлович? Какая трогательная встреча. Вылезли из болот на руководящую работу? Или где вы там прятались…
— Ах, не жаль меня своим поломанным жалом! Это слишком комично выглядит в твоём положении. Я остался верным Родине и присяге, а вот ты совершил предательство.
— Где вы сейчас? Всё там же, в отделе специальных проектов?
— Бери выше. Председатель КГБ СССР.
— Вона как! В таком случае о безопасности страны можно забыть.
Горбунов делано и ядовито усмехнулся.
— Куда меня отправляют? Почему отменена смертная казнь?
— А она не отменена! — обрадовал меня председатель КГБ. — Приговор будет приведён в исполнение через пару минут.
— Вы научились использовать эти машины для убийства? Растащите меня на молекулы?
— Не совсем. Ты останешься жив. По крайней мере, все здесь на это надеются. Но то место, куда тебя отправляют… Ну, фактически это несколько хуже, чем смертная казнь.
Чёрт, мне нравился этот остроумный мужик!
— Я чувствую, что вы готовы сообщить мне название этого райского поселения.
— С удовольствием сообщу. Это параллельная Вселенная «3-Игрек». Недавно открытая, надо заметить. Будешь её осваивать. А мы, с помощью микроскопических устройств, помещённых в твоё тело, будем за тобой наблюдать. И изучать эту крайне интересную для нас неизвестную Землю. Вряд ли ты продержишься там долго, но даже несколько дней, несколько часов твоего пребывания там дадут нашим учёным бесценную информацию об этом островке причинности.
Мне хватило лишь мгновения, чтобы сформулировать самый правильный в данной ситуации вопрос.
— Какой там общественно-политический строй?
— Там нет никакого строя, — улыбнулся Горбунов. — Это параллельная Земля, в которой не появился человек. Там царствует дикая, беспощадная природа. Нам даже неизвестно, существует ли в тамошнем хаосе доминирующий вид. Впрочем, у тебя будет шанс это узнать.
Мне сделали укол и подвели к саркофагу.
— А что это за баба? — успел спросить я, укладываясь на дно металлического гроба. — Вы тоже её перемещаете?
— Совершенно верно, — отозвался председатель КГБ. — Она — твоя напарница. Розалия Марино, перуанская маньячка и серийная убийца. Вырезала три семьи. Как ни странно, признана вменяемой и приговорена к смертной казни. Как и в твоём случае, казнь решили заменить на участие в научном эксперименте.
— На хрен она мне там сдалась?
— Ты знаешь, я тоже не вполне одобряю её участие в эксперименте. Но некоторые фантазёры-учёные решили дать вам двоим, что называется, большой-пребольшой шанс. Они полагают, что вы могли бы там выжить и даже нарожать детей, чтобы создать в этом диком мире человеческую расу. Полный бред, на мой
