брата Корделия.
Девушка быстро прозондировала мозг незнакомки и обнаружила, что та всего лишь спит.
— Грегори… — нерешительно начала Корделия и замолчала.
— Тебя удивляют мои слезы, — голос Грегори звучал тихо и безысходно. — Но кто б не стал оплакивать смерть красоты!
— Смерть? — еще один быстрый взгляд на женщину, и стало видно, как тихо вздымается ее грудь. Корделия улыбнулась с нежной снисходительностью к ошибке брата.
— Бедняжка, она не умерла: только спит, — девушка опустилась на колени и взяла его руки в свои. — Грегори, эта женщина хотела причинить тебе вред! Не смотри на внешнюю красоту — в сердце у нее коварство и злость.
Ведь это она искалечила Магнуса и пыталась убить Алена. Не сомневаюсь, что и тебя ждала та же участь!
— Я знаю, — взгляд Грегори не отрывался от спящей ведьмы. — Более того, такая попытка уже была сделана.
Однако мой ментальный щит отразил удар на нее же саму, и вот — результат. Ты говоришь: она только спит?
Что ж, видно, сыграл роль эффект рассеяния энергии.
Мы, видишь ли, были несколько заняты в тот момент.
— Подлая ведьма! — Корделия была возмущена и напугана услышанным. — Ты знаешь, что она хотела убить тебя, и все же оплакиваешь ее! Почему, Грегори?
Можно было не спрашивать: девушка и так знала ответ. Но когда она услышала слова брата, сердце ее тревожно сжалось.
— Потому что я люблю ее, — прошептал Грегори.
Слепая ярость охватила Корделию, и ей потребовалось какое-то время, чтоб справиться с нахлынувшим чувством. Она могла бы убить спящую женщину, но вряд ли это поможет брату. Более того, в такой ситуации был риск потерять его навсегда. Что же делать?
Корделия тяжело дышала, ощущая, как ее ярость испаряется, оставляя взамен лишь горечь и растерянность. Не было никаких сомнений, что эта подлая тварь бессовестно манипулировала чувствами ее брата с целью завлечь его. И она преуспела: Грегори влюбился впервые в жизни. Действительно впервые! Как же сможет он когда-нибудь полюбить вновь с таким грузом предательства за спиной? Найдутся ли у него силы для этого?
— Грегори, ты, надеюсь, не собираешься связать свою жизнь с этой женщиной?
— Нет, — голос плоский и безжизненный. — У меня был случай ознакомиться с ее намерениями, и, увы, доброй воли там обнаружилось немного. Потому, как бы страстно я ни желал ее, знаю, что в случае успеха надо мной всегда будет висеть дамоклов меч. Она снова и снова попытается убить меня. Следовательно, мне надо поставить на всем этом крест.
Слезы с удвоенной силой покатились по его щекам.
Корделия искала слова утешения, но безуспешно. В конце концов она не нашла ничего лучшего, чем сказать:
— Грегори, она желала смерти не тебе одному — нам тоже! Ртуть, Ален, даже король с королевой — все были под ударом.
— Думаешь, я не знаю? — голос по-прежнему был лишен каких-либо интонаций. — Если раньше еще можно было сомневаться, то теперь это известно наверняка.
Мне все открылось, когда паника и страх за ее жизнь толкнули меня на прогулку в ее сознание. И вот — теперь мне придется казнить ее.
— Казнить? — в ужасе запротестовала Корделия.
Ударить женщину в порядке самообороны — это можно понять, но такое! Она не могла допустить холодное и бесчувственное убийство.
— Но, Грегори, это невозможно!
— Цареубийство, пусть лишь в намерениях — серьезное преступление, — возразил безжизненный голос. — Вкупе с попыткой убить наследника престола — это уже государственная измена. Помимо того, в памяти Мораги хранятся, по меньшей мере, три убийства. И, поверь мне, их мотивом была ее собственная корысть, а не высокие цели. Женщина, которую ты видишь, — убийца, и по Закону ей полагается смерть.
— Ну, так и оставь это Закону! Существуют судьи и присяжные!
— Зачем? — Грегори наконец повернулся, и девушка увидела, что слезы высохли, а глаза превратились в кусочки льда. — Я лично — свидетель ее преступлений.
Если необходимо, это же подтвердят ее собственные воспоминания.
— Но ведь ты же любишь ее!
— Люблю, — казалось, юноша выдавил эти слова прямо из сердца. Затем голос его снова помертвел:
— Чувства не должны мешать правосудию. Мне известна истина, и я должен казнить эту женщину.
Он отвернулся к спящей ведьме.
— Лучше прекратим прения и поскорее покончим с этим. Любой другой путь противоречит логике.
Его взгляд стал неприятно жестким.
Несмотря на шок, Корделия поняла, что делает Грегори: он сконцентрировался на дыхании Мораги, постепенно замедляя его. Девушка вцепилась в руку брата и закричала:
— Да черт с ней, с логикой! Чувство — ведь тоже часть истины!
— Чувство как результат размышлений и построения логических схем? — Грегори покачал головой. — В этом нет истины. Если же избавиться от чувства, то что остается, кроме логики?
— Интуиция! — закричала Корделия. — Задние доли мозга собирают воедино множество фактов и выдают то, что мы называем мыслью и обычно подвергаем проверке нашим здравомыслием. Так вот, поверь, моя интуиция подсказывает, что ты нанесешь непоправимый вред себе, убив эту женщину! Это недопустимо, Грегори!
— Себе — значит и другим, — в глазах юноши загорелась слабая искорка надежды. — Прошу тебя, сестра!
Моя логика жаждет поражения. Ну-ка, перегони те самые факты из задних долей своего мозга в передние и ознакомь меня с ними.
Вздох облегчения вырвался у Корделии, ее била нервная дрожь. Она призвала на помощь все самообладание и сжала кулаки, готовая на все, лишь бы переубедить брата. Необратимость момента была очевидна! Ее нежный братец, превратившийся в безжалостного убийцу, был близок к тому, чтоб убить женщину, а затем жалеть о своем поступке до конца жизни.
— Мне горько говорить тебе это. Но, брат, неужели у тебя нет совести и сердца, которые подсказали бы надлежащие слова?
— Полагаю, есть, — ответил Грегори. — Но в случае, когда совесть вступает в противоречие со здравым смыслом, я буду следовать советам последнего. Сейчас совесть запрещает мне убивать беззащитную женщину, но здравый смысл утверждает: она достойна смерти. Более того, если оставить ее в живых, нам всем придется худо.
— Но это неизвестно наверняка! — вскричала Корделия. — Она может искренне раскаяться и стать твоим настоящим другом!
— Так ты действительно считаешь, что Морага не заслуживает смерти? — Грегори с надеждой глядел на старшую сестру.
В ее глазах он прочитал ответ, которого боялся: Корделию волновала не вина этой женщины, а судьба самого Грегори. Она боялась за младшего братишку! Печаль медленно вернулась в его душу, вытесняя нечаянную надежду.
— Со мной все в порядке, сестричка, — ответил он на ее невысказанный вопрос. — Пусть тебя не пугает то, что ты видишь.
Корделию вновь пробрала дрожь.
— Тот Грегори, которого я знала, всегда шел путем милосердия. Почему же сейчас ты говоришь о
