низких каблучках стояли наготове: мог кто-нибудь ночью приехать. Заснула Лена не сразу. Сначала легла на левый бок, потом на правый; полежав так, почувствовала, что ей неудобно, и, легла на спину. Подушка уже слишком съехала. Лена стала на колени, тонкими руками ухватила её, поставила на ребро и придавила.
Но всё равно было неловко, и заснуть Лена не могла. Зажгла свет, взяла со стола зеркальце и посмотрела в него. Улыбнулась, вытянула губки, прищурила один глаз, потом второй, закрыла оба глаза и открыла, положила зеркальце на стол и задумалась. О чём она думала? — спросил бы кто-нибудь сейчас, и не ответила б, только раскрыла б шире глаза и смотрела на спрашивающего удивлённо.
Мысли пробегали — по-беличьи неспокойные, и внимание ни на чём не останавливалось. Встала, погасила свет, походила босиком по комнате, открыла дверь в коридор и прислушалась: везде было тихо. В первом номере кто-то храпел. Лена подошла к стулу, оделась и вышла. Около четвёртого номера остановилась. Кто-то разговаривал во сне, послушала, но ничего не разобрала. Вернулась к себе в комнатку, не зажигая света, разделась и снова легла спать.
Сон на этот раз пришёл почти мгновенно. Мягко закрыл ей глаза, в сладком покое подогнул коленки почти к груди, дохнул на неё нежным теплом кровати, и Лена уснула.
Она была местная. Родилась в деревне, километрах в шестидесяти от города. В небольшой, снаружи тёмной и чистенькой, беленькой внутри избе. Росла не болея, но была очень худенькая. «В кого она такая уродилась?» — говорила мать. И действительно, отец был крупного сложения и здоровый, мать низенькая, но здоровая и сильная женщина. Жили в тайге, а тайга только сильных уважает.
Отца забрали на фронт, и Лена больше его не видела — он погиб.
Сейчас она помнила отца всегда одетого в меховую шапку и с ружьём.
Пять лет назад, в 1949 году, мать умерла, и Лена осталась одна с бабушкой. В городе жила вторая бабушкина дочь, тётя Маша. К ней они и переехали через месяц после смерти матери.
Лена ходила в школу. Тётя Маша работала в гостинице. Когда Лена окончила семь классов, пошла работать вместе с тётей Машей.
Тётя Маша побаивалась вначале за свою приёмную дочь: уж слишком она была худенькая и тихонькая. Не будут ли её обижать? Народ ведь такой — и нашумит, и выругается. Но месяц прошёл — успокоилась. Работа Лену не очень утомляла. В книге отзывов и пожеланий стали появляться благодарности ей, Лене. Дядя Федя Лену очень уважал и старался не следить в проходной во время её дежурства своими валенками и не сорить махоркой.
Дом, в котором жила Лена с тётей Машей и бабушкой, приютился в трёх кварталах от гостиницы. Время сдвинуло крышу набок, да так и оставило, и он смотрел слезящимися от вечных дождей окнами, похожими на глаза бабушки. Лена боялась ходить поздно вечером и рано утром, когда людей не было видно, поэтому брала себе ночные смены. Тётя Маша тоже советовала работать в ночные смены, они спокойнее и легче дневных.
Иногда, если Лена запаздывала, за ней по доброй воле отправлялся дядя Федя, а уж с ним она ничего не боялась. Он рассказывал про такие случаи из своей жизни, что Лена считала его очень сильным.
Так она и жила.
3
Борис проснулся раньше всех. Все ребята спали. Кто скомкал одеяло и спал под одной простынёй, а Игорь Бакучев скинул во сне с себя и простынь. Приятно пахло чистым телом, чистой наволочкой. Вставать не хотелось, и спать не хотелось.
Вдруг дверь скрипнула. Вошла девочка в белом передничке и насторожённо, как воришка, остановилась. Глаза её пробежали по спящим. Быстро подошла к столу, взяла обеими руками полупустой графин и неслышно, поспешно выпорхнула из комнаты.
Борис приподнялся на локтях и сразу же снова лёг.
Девочка опять вошла, прошла к столу и поставила на стол графин, полный воды. Опять неслышно выскользнула из комнаты и вернулась, держа в левой руке тряпку и в правой — швабру, которая была выше её сантиметро® на пятнадцать. Швабру поставила у двери и стала протирать тряпкой окна. Затем вытерла стол, стулья, смела в кучку валявшиеся на полу бумажки, взяла из угла фанерку и, собрав на неё сор, вышла.
Минут пять в комнате стояла тишина. Потом девочка опять появилась у дверей и, наклонившись чуть вперёд, сказала негромко, чистым голоском, глядя в окно:
— Пора вставать, уже двенадцать часов, — и замолчала, как будто удавленная своими собственными словами.
Ответом было молчание. Только пылинки в лучах перемещались в вечном беспокойстве, да и то бесшумно.
— Товарищи, уже двенадцать часов, и пора вставать, — громче сказала Лена и сделала шаг вперёд.
Борис сел голый по пояс.
— А если мы не желаем? — спросил он.
— Так вы что, до вечера будете спать, а потом что? Шуметь? У нас после двенадцати должно быть тихо.
Борис смотрел на хорошенького, неизвестно откуда взявшегося наставника и в открытую улыбался.
— Да и у вас, наверное, дела есть, — продолжала Лена, — и мне убрать надо, сегодня пол буду мыть.
В голосе её прозвучали нотки просьбы и оправдания.
— Нет! У нас сегодня никаких дел по расписанию, и мы, если пожелаем, можем спать весь, весь день, — весело сказал Борис и добавил: — А потом и ночь. Мы это умеем. Вот посмотрите, — Борис указал на соседа, — Игорь Бакучев — историческая личность. Да. Если будут когда-нибудь труды о том, сколько студент может проспать, так сказать, за один присест, то обязательно его отметят: он перед стипендией может спать по двое суток. У него организм подчинён мозгу, мозг — желудку, сила воли у него большая.
Лена слушала. Хотелось смеяться, но она не смеялась, думала: шутит или не шутит?
А Борис, стараясь удержать её в комнате, говорил:
— Да и вы немного не правы. Разве есть закон или ну правило там, что ли, которое запрещало бы спать днём? По-моему, так и вам всё равно: находится ли моё тело в покое или в неравномерном движении. Вам обязательно пол мыть? Это пока для нас слишком! Мы за три месяца привыкли к такому полу, что этот пол кажется лично мне идеально чистым… А вы кто? — внезапно переменил он тон.
— Я, я — дежурная, и моя смена сейчас, — сказала Лена.
— А как вас звать?
— Лена.
— А меня — Борис, Борька. Вот и познакомились!
И Борис развёл улыбку до самых ушей. Лена тоже улыбнулась.
— Так, говорите, вставать? — спросил Борис и сделал движение, которое показало, что он сейчас вскочит. — А скажите, буфет когда у вас работает?
— Буфет уже закрыт, проспали вы, он работает до одиннадцати часов. Я несколько раз приходила, да вы все как мёртвые. Вставайте.
Сказала и вышла.
Борис вскочил и в одних трусах подбежал к Игорю.
— Вставай, Игорь, вставай!
Игорь заворчал и не встал, потому что знал, кто его будит. Борис принялся ходить по комнате, вслух разговаривать и греметь стульями. От шума ребята стали просыпаться. Садились, свесив голые ноги,
