Семинар с Атманом
Серёга организовывал двухдневный семинар под названием «Жёсткие практики» в Подмосковье. Мы, закалённые тантрой любители помучить себя и ближнего своего, конечно же, первыми ринулись туда, ещё будучи на овсянке. Народу было человек пятнадцать. Предполагалось, что на семинаре будет сыромоноедение, — это когда за раз ешь сырой продукт только одного вида. То есть если выбрал морковь, то ешь морковь и ничего кроме, пока не наешься, если выбрал яблоко — то ешь яблоко. Мне было всё равно: моно там или сыро, главное — не овсянка… Также предполагалось, что весь семинар мы будем молчать и соблюдать строгий режим. Из практик: тарабарщина и йога Атмана. В первый день Серёга поднял нас в 3 утра и, выгнав на улицу, велел делать шаги вместе с пранаямой. Нужно было делать вдох и выдох на определённое количество шагов. Мы какое-то время так походили, затем вернулись в дом и стали делать йогу. Стояли в асанах и делали сидячие пранаямы. Затем было два часа тарабарщины. Серёга подходил к каждому, слушал и корректировал. Я старался тарабарить очень громко, но оказалось, что я тарабарил неправильно. Серёга сказал, что мы зря выделили мантру — у него она не выделялась до самадхи, и в самадхи он влетел без мантры, на одной тарабарщине. Он сказал, что нужно разбивать устоявшиеся шаблоны говорения и мантру ломать. Она выделится по-настоящему только тогда, когда сломать её ты уже не сможешь. Меня это заявление опечалило, так как я считал, что у меня мантра выделилась ещё на Алтае и именно мантру я тарабарил. Похоже, наш с Настей тридцатикилометровый поход и вообще вся каждодневная практика шли коту под хвост. Но делать нечего: я стал ломать мантру, стараясь не предаваться печали.
Потом был долгожданный завтрак из сырых монофруктов. После треклятой овсянки первый банан за шесть дней показался мне просто фантастическим. Будь я даже Набоковым, я не смог бы описать его вкус. Я просто тонул в нём. Все сосочки моего языка тянулись к нему и требовали продолжения торжества. Я и не думал им отказывать. Ребята же, напротив, выглядели удручёнными. Им на фоне их обычной диеты сырые монофрукты казались едой странной. После завтрака мы пошли тарабарить на улицу. Ходили по расположенной неподалёку поляне и бубнили или орали на все лады, кто как мог. После двух часов таких хождений Серёга остановил нас и спросил, как эффект. Я сказал, что в помещении лучше. Действительно, на открытом воздухе вся энергия тарабарщины, казалось, куда-то улетучивается и не конденсируется, а Серёга объяснил, что ее нужно накопить, и тогда тебя как бы засосёт в «корень ума». Он тоже видел «корень ума» и описывал его также, как Миша и Рубцов. Меня это завораживало. Во мне есть какая-то мистическая штука, из которой текут мысли, и её можно увидеть. Я хотел добраться до неё.
На обед опять были фрукты, и я долго выбирал между апельсином и персиком. В итоге выбрал персик и не пожалел, глядя на кислое лицо Насти, которая выбрала апельсин.
После обеда мы делали повторение мысли. Нужно было просто сидеть и повторять мысли, которые возникают в голове: «Сказали повторять мысли. Сказали повторять мысли. Хрень какая-то. Хрень какая-то. И зачем это? И зачем это? Всё. Всё. Хватит повторять! Хватит повторять!» И так далее. После часа практики стало видно само поле, в котором находятся мысли. Обнаружилось какое-то белое пространство, в котором плавали мысли. Состояние было интересное. Потом мы снова делали йогу. Потом свободное время, которое можно было потратить на прогулку. Я пошёл тарабарить один на поле возле нашего дома. Тарабарил до темноты, ходил по кругу. Когда настало время возвращаться домой, я пошёл в сторону огней. Вышел на тропу, направился к строениям, а когда подошёл, вдруг понял, что это какие-то другие строения, вовсе не наши. Я посмотрел на поляну, на дома, потряс головой, ничего не понимая. Мне казалось, на поляну ведёт только одна тропа, и именно по ней я возвращался. Но почему здесь стоят совершенно не знакомые мне дома? Может, я что-то перепутал? Я вернулся на поляну. Прошёл метров триста вперёд и триста назад, но никакой другой тропы не обнаружил. К тому же огни были именно в стороне этих незнакомых строений. Других огней вокруг либо не было, либо их загораживал лес. Я вернулся назад в надежде, что наваждение исчезнет, но оно не исчезло. Передо мной всё так же стояли незнакомые строения. Ум начал срочно латать дыры, образовавшиеся в результате такого конфуза: «Я ведь всё правильно делал… Шёл на огни… По единственной тропинке. Как же это может быть? Вероятно, я всё же не там вышел. А как же огни? Куда идти, если огней больше нигде нет?» Я решил пройтись немного вдоль строений — может быть, проглядел развилку и вышел не с того края. Судя по домам, я попал в какую-то элитную часть посёлка. Всё было из дорогого кирпича и выглядело пафосно. Собаки за заборами, шлагбаумы, литые ворота, фонари. Я прошёл всю улицу, но не увидел ничего похожего на наш дом. Улица уходила дальше, вглубь деревни, но как отыскать наш дом с этого края, я совершенно не представлял. У меня не было ни телефона, ни названия улицы, ничего. Я понял, что вышел не там, что могу и за всю ночь не найти дом, и стал думать, что делать дальше. Я давно приучил себя в экстремальных ситуациях представлять самый печальный исход. Обычно после того, как в красках обрисуешь себе самую страшную картину и примешь её, становится легче. В данном случае самой страшной картиной было то, что я не смогу в темноте отыскать дорогу к дому и мне
