крупицы девичьей мягкости. Потому-то отец к ней так равнодушен. И сколько раз ей уже доставалось за ее поведение, однако она и не думает меняться.
Она слезает с дерева и, чтобы загладить нанесенную тебе обиду, начинает говорить голосом неестественно грубым и басовитым:
— …Если мы будем шахом, издадим указ… что ни один мужчина не имеет права, как наш отец, брать несколько жен и плодить много детей… а также ценить мальчиков больше девочек!
Ты делано смеешься и тревожно оглядываешься: как бы отец не услыхал. А ведь сестра правду сказала. У отца на сегодняшний день уже четыре жены — и, не считая первой, от которой у него только девочка (и вы ни разу не видели ни ту, ни другую), от последних жен у него тоже есть детишки. Твоя мать, Тадж ол-Молук, — его вторая жена, и она так с ним скандалит, что отец, раздосадованный, почти все время проводит теперь в доме четвертой жены; а это еще больше раздражает твою мать, и дело доходит до настоящей войны. Мать не дает разрешения его хаву[11] и их детям жить в том же дворце, что и вы. Боится, как бы, спаси Аллах, они колдовством или порчей не удалили тебя с глаз отца и не сделали бы наследником своего мерзкого и грязного сынишку. Забавно, что мать не только не испытывает пиетета перед твоим венценосным отцом, но вообще в грош его не ставит, ведь по ее словам:
— Когда Реза пришел свататься ко мне, он был нищий и не имел вообще ничего, кроме высокого роста и мужской выправки.
Отца такие выпады оставляют спокойным, и он хладнокровно отвечает:
— Да, мать говорит правду. Но во время сватовства к ней у меня кое-чего еще не было: разума.
Однако, тебя все эти распри и ругань не касаются. Ты несколько раз слышал из уст отца:
— Если бы не наследник престола, нога моя в этот бардак не ступила бы.
И действительно, он любит тебя больше остальных детей и воспитывает как равного себе.
В черном шахском «роллс-ройсе» вы пробираетесь по кривым проселкам страны. Иногда в радиаторе машины что-то закипает, точно как в душе твоего отца, и тогда поневоле объявляется остановка. На одной из таких вынужденных стоянок отец твой принял решение: первым делом заняться прокладкой в стране шоссейных дорог. Иначе, чтобы открыть хлопкопрядильную фабрику недалеко от столицы, придется проводить в машине целый день.
Голос у тебя уже ломается, однако в душе ты все такой же ребенок. На церемонии открытия завода по производству сахара ты, втайне от отца (хотя и знаешь, что ничто от него не утаится), крадешь кусочки сахару — прячешь их в большие карманы твоей униформы, и потом вместе с сестрой-близнецом вы их съедаете, хихикая. Вы с ней не упускаете случая посмеяться и похохотать, вы передразниваете лакеев, и гувернанток, и военных; а то, бывает, притворитесь больными — то-то смеху над испугом придворных, животики надорвешь. Однако же случаев увидеться с сестрой, да и с матерью, становится все меньше, ибо отец не позволяет тебе, по его словам, заниматься ерундой, и в любой момент у тебя есть какое-то задание, которое нужно выполнить: то верхом ездить, то стрелять, то учить шариат и инженерное дело, математику и естественные науки, и французский язык; а учителей у тебя сколько, — и все это ведется по- военному регламентированно…
…Шоссе вдруг закончилось, и машина встала. Вы выходите. Вот это горы: дикие, нетронутые! Кругом цветы, кусты, птицы! Чуть поодаль множество рабочих машут примитивными инструментами: кирками, лопатами, заступами. Впрочем, и динамитом рвут внутренности горы, пробивая тоннель.
Дворецкий приносит чай на подносе. От стаканов поднимается вкусный пар. Отец берет кусок сахару и вытягивает длинную руку в сторону рабочих:
— Дорогой мой сын, помни: все, что захочешь, — в твоих руках!
Он ломает пополам кусочек сахару и половинку отправляет в рот.
— Стой на собственных ногах и не доверяй никому!
И пьет обжигающий чай, а вторую половинку сахарного кусочка бросает в сахарницу. И никогда не изгладится из твоей памяти это горячее-сладкое поучение.
…Нужные указания немецким инженерам даны, и вы возвращаетесь в столицу. Сопровождают вас два военных автомобиля, как и всегда во время путешествий. Охраны в них немного. Твой отец, по военной привычке, чувствует себя в безопасности скорее в горах и в пустыне, чем в городе.
«Роллс-ройс» с натугой преодолевает горный перевал и останавливается у шиитской гробницы[12].
— Вот здесь — именно то место, где одна молодая женщина, в снег и буран, думая, что ее больной ребенок умер, оставила его у смотрителя гробницы, а сама отправилась следом за мужем, в сторону столицы. Смотритель отнес мертвого ребенка в конюшню, чтобы похоронить позже. Однако бедная мать поняла, что не дойдет, и с полпути вернулась — и вдруг находит в конюшне свое новорожденное дитя живым. Полу-замерзший ребенок, которого обогрели своим дыханием мулы, это был я… Я… Реза-шах Пехлеви!
Об этом происшествии ты и раньше слышал от отца, но раньше оно тебя не впечатляло. А теперь по дрожи его голоса ты понимаешь, что он все еще чувствует в душе тот мороз и окоченение. По его молчанию ясно, что он опять пребывает в том самом состоянии…
Лишь когда вы спускаетесь с перевала, отец нарушает ледяное молчание и с жаром начинает говорить тебе о своих детских мечтах. Например, о мечте связать столицу и север страны большим тоннелем и привести в Тегеран воду реки Джаджруд — чтобы Тегеран, подобно другим столицам мира, стал городом со своей рекой. Ведь пока в Тегеране нет реки, он не будет чистым и красивым. Еще отец хочет насадить на горах, господствующих над Тегераном, леса: это изменит и климат, и характер города. Отец считает, что во всей стране должно быть так, как на севере: много зелени. И вообще, все дороги страны должны продолжаться до северной ее части, до Мазандерана и селения под названием Алашт, где он родился, где цел еще тот сельский дом, в котором раздался его первый детский крик. Дом из дерева и глины, хранящий память о его матери Нушафарин — женщине, которая принесла его в мир, для того чтобы он этот мир переделал.
В основном из-за нехватки времени он считает оправданным — в такой стране как Иран — действовать силой и грубостью и добиваться своего не за счет просвещения или убеждения людей, но за счет
У отца твоего много планов, которые он, хочет выполнить детским — на первый взгляд — способом. Например, он — без всяких на то средств, только обложив налогами кусковой сахар, сахарный песок и чай, — решил соединить железной дорогой Персидский залив и Каспийское море. И уже давно множество рабочих под руководством немецких инженеров пробивают горы Альборз[13] , тянут извилистое шоссе от столицы к Каспию. Какие начинания, какие планы, до сих пор еще не осуществленные! И каких только праздничных венков не возлагали на голову твоего отца! Каких триумфальных арок для него не строили, а сколько заколотых барашков принесли к его ногам во имя благополучного завершения начинаний…
