Очень скоро выяснилось, что я была настроена чересчур оптимистично.
Рид и Констелло подождали, пока молодые люди исчезнут в столовой, и возобновили допрос.
Я с чинным видом уселась на церковную скамью.
Да-да, в прихожей Каррико у огромного окна, тянувшегося от пола до потолка, хозяйка установила церковную скамью. Дениз, наверное, ноги в кровь сбила, разыскивая этот образчик мебели, ибо скамья была точно такой же ширины, как и окно. Когда Джек и Эми удалились, Рид подтолкнул меня к скамье, словно без его помощи я бы не нашла к ней дороги.
Стоило мне сесть, как я в полной мере ощутила неловкость ситуации. Беседовать с полицейскими, взгромоздясь на церковную скамью, было несколько странно. Так и чудилось, что они вот-вот спросят: 'Молилась ли ты на ночь?..' Но они не спросили.
Рид уселся рядом, положил блокнот на колено и опять принялся энергично строчить. Ни он, ни Констелло не произнесли ни слова.
Что записывал Рид, было выше моего разумения. Возможно, список продуктов, которые ему нужно купить по дороге домой.
Наконец оставшийся стоять Констелло открыл рот:
— Итак, что вы намереваетесь нам поведать?
Постановка вопроса мне не понравилась.
— Правду, — отчеканила я. — Когда мы вошли, Бартлет лежал на полу.
Я рассказала им все до мельчайших подробностей, какие только могла припомнить. Пока я говорила, Констелло, возвышавшийся передо мной, поглаживал свои черные усищи. Таким рассеянным жестом гладят кошек. Когда я дошла до признаний Бартлета, чернявый коп резко замер. А белобрысый — Рид — перестал строчить.
— 'Девочка Портера Мередита'? Именно так он сказал? — уточнил Рид. Я кивнула. Следующий вопрос Солонки не добавил мне уверенности в себе: — Кто-нибудь еще слышал его слова?
Выходит, моих показаний было недостаточно. Я искоса глянула на Рида. Насколько я помнила, Джек звонил в «скорую», но Эми оставалась на пороге гостиной.
— Думаю, Эми Холландер, девушка, которая дожидается вас в столовой.
— Угу, — произнес Констелло. Возможно, мне померещилось, но это «угу» прозвучало весьма скептически.
Однако скептицизм Констелло был сущим пустяком по сравнению с тем недоверием, которое проявили полицейские, когда речь зашла о последней фразе Бартлета.
— 'Больно стало'? — переспросил Констелло.
— Бартлет сказал: 'Больно стало' — и застонал. А потом потерял сознание.
— Значит, 'больно стало'? — задумчиво повторил Констелло.
— Именно. Я почти уверена, — упорствовала я.
— Почти? — поймал меня на слове белобрысый.
Я пожала плечами:
— Бартлет сильно ослаб и говорил тихо, но, по крайней мере, так я его поняла. — Рид молча ел меня глазами. Я выдержала его взгляд. — Послушайте, Бартлет не навязывался мне с признаниями. Пришлось его расспрашивать. Иначе мы бы вообще ничего не узнали.
Не понимаю, зачем я это сказала. Подозреваю, в надежде заработать очки в глазах полицейских. Заслужить их похвалу за то, что мне пришла в голову блестящая идея разговорить Бартлета, прежде чем тот отключится. Между прочим, я оказала Солонке и Перечнице великую услугу.
Однако копы не спешили с благодарностями.
— Больше вам нечего добавить? — холодно осведомился Рид.
Ну, знаете. В следующий раз, когда наткнусь на жертву нападения, даже имени его не спрошу.
— Я ничего не выдумываю. Возможно, Бартлет из тех людей, что обожают докладывать о своем самочувствии, а возможно, до того он не чувствовал боли, — убеждала я полицейских, закипая от злости, но, честно говоря, эта версия даже мне казалась притянутой за уши. Уж что-что, а боль Бартлет должен был почувствовать сразу, как только в него вошла пуля. И зачем ему понадобилось напрягаться из последних сил? Чтобы всего лишь пожаловаться?..
Рида, очевидно, посетили те же соображения. Теперь он смотрел на меня так, словно мысленно прикидывал, какой размер тюремной робы мне подойдет.
— Что-нибудь еще? — вопросил он.
До сих пор я намеревалась ограничиться исключительно событиями в доме Каррико. Почему-то не хотелось подбрасывать столовым приборам информацию, которая могла бы навести их на мысль о не совсем безоблачных отношениях между мной и Бартлетом. Но теперь мне пришло в голову, что пусть уж лучше полицейские узнают обо всем от меня, чем от кого-нибудь другого.
— Так, сущая ерунда, — ответила я. — Даже не знаю, стоит ли об этом упоминать.
Копы переглянулись.
— Продолжайте, — подбодрил меня Рид. — Не стесняйтесь говорить ерунду.
Ладно, была не была, история с судебным иском все равно скоро выплывет наружу.
— Эдвард Бартлет подал на меня в суд, — выпалила я. — Но это не более чем совпадение.
Полицейские навострили уши. Судя по всему, они не верили в совпадения.
— Ну-ну, — отозвался белобрысый и принялся строчить в блокноте с удвоенным рвением. Я уже упоминала, как грозно умел Рид нукать.
Я осторожно придвинулась к Солонке, чтобы подсмотреть, что он там пишет, и тут же почувствовала себя школьницей на экзамене, которая норовит сдуть у соседа.
От взгляда, брошенного на меня Ридом, я смутилась еще больше. Выпрямилась и поспешила объяснить:
— Бартлет утверждал, будто бы (эти слова я выделила особо) я намеренно дала ему неверную информацию о доме, который он купил. — И небрежно пожала плечами, давая понять, что считаю претензии Бартлета абсолютно идиотскими.
Однако Рид и Констелло не усмотрели идиотизма в поведении Бартлета. Оба одинаково угрюмо взирали на меня.
— Но это ложь! — воскликнула я. — Он все выдумал!
— Угу, — хмыкнул Констелло.
— Конечно, — натянуто улыбнулся Рид.
— Послушайте, я стараюсь быть с вами предельно откровенной. Не хочу, чтобы вы подумали, будто мне есть что скрывать.
— Угу, — опять произнес Констелло.
Да сколько же можно угукать!
И тут я здорово пожалела, что не осталась сегодня дома. Уж на работе-то точно не следовало появляться. Тогда бы не случилось того сомнительного эпизода, о котором теперь я была вынуждена докладывать копам. А куда деваться? Полиция легко все разузнает, наведавшись в 'Кв. футы Андорфера'.
— Чтобы быть до конца откровенной с вами и ничего не утаивать, добавлю еще кое-что. — Я замялась. — У меня просто сорвалось с языка, поверьте. Когда я произносила эти слова, я была немного зла на Бартлета за то, что он тащит меня в суд.
Копы были само внимание. Рид прекратил писать, а Констелло оставил в покое усы.
— Да?
— Мои слова ничего не значат, — продолжала я.
— Хорошо, хорошо, — нетерпеливо обронил Рид. — Мы понимаем.
Я была абсолютно уверена, что ни черта они не понимают. Скорее я выиграю на этой неделе в лотерею, чем Солонка и Перечница правильно истолкуют мои признания.
— Не хотелось бы, чтобы вы придавали значение тому, что на самом деле пустая болтовня.
— Не будем, не будем, — торопливо пообещал Рид.
Я собралась с духом:
— В общем, признаюсь, что сегодня утром я обозвала Бартлета хорьком вонючим и выразила
