лютиком'? Только этого не хватало. Впрочем, теперь становится понятным, почему на коленях мертвого Эфраима Кросса был найден именно этот цветок.
Я заерзала в зеленом кожаном кресле.
— А вы случайно не обмолвились об этом полиции? — Я старалась, чтобы вопрос прозвучал как бы между прочим, но, думаю, моя показная небрежность никого не обманула.
Гласснер одарил меня язвительной улыбкой.
— Разумеется, обмолвился.
У меня сдавило желудок. Неудивительно, что я оказалась на подозрении! Тот цветок на коленях у Кросса стал автографом убийцы. И даже 'маленький нежный лютик' должен был признать, что в точке зрения черно-белых копов была своя логика.
Но, по-видимому, меня подозревали не только полицейские. Подтекст сказанного Гласснером уловили все. Теперь адвокат смотрел на меня как на исчадие ада.
Я ответила ему твердым, невозмутимым взглядом. Очевидно, с тех пор как Гласснер приглашал меня вместе отобедать, его мнение обо мне радикально изменилось. Теперь он явно считал меня способной на убийство.
Уверена, в понедельник он так не думал. Либо адвокату нравилось делить трапезу с новоиспеченными убийцами.
Впрочем, меня беспокоил только Матиас. Он старался не смотреть на меня, но я чувствовала, что не ошибаюсь. Матиас молчал, да ему и не нужно было ничего говорить: в его глазах застыло сомнение.
От раздражения я стиснула зубы:
— Послушайте, сколько раз мне повторять? Я не знала Эфраима Кросса. И ума не приложу, почему он оставил мне деньги.
Гласснер издевательски хмыкнул.
— В тот день, когда Эфраим подписывал завещание, он сказал мне, что, как только Тиффани поступит в колледж, он разведется с Харриет и женится на вас.
Вот это новость! Не имея привычки выходить замуж за незнакомых мужчин, я решила, что Эфраим был оголтелым оптимистом. Но мне также пришло в голову, что грядущий развод — отличный мотив для убийства. Если Эфраим всерьез собирался покинуть Харриет Шекельфорд Кросс, она вполне могла попытаться остановить его.
Навсегда.
Очевидно, Гласснер тоже сообразил, что ситуация выглядит для Харриет не безоблачной, и поспешно добавил, с отвращением глянув на меня:
— Прежде чем вы придете к порочным умозаключениям, позвольте заверить, что, насколько мне известно, Харриет понятия не имела о том, что у ее мужа есть любовница. И она определенно ничего не знала о долгосрочных матримониальных планах Эфраима.
Я не отрывала от него глаз. Надо же уметь так гладко и бесстрастно выражаться! Эфраим Кросс подумывал бросить жену, с которой прожил много лет, и сбежать — предположительно — к какой-то цыпочке, а Гласснер называет это 'долгосрочными матримониальными планами'. Только в устах адвоката супружеская измена может выглядеть расширением бизнеса.
Тем временем Гласснер продолжал вещать. Его взгляд переместился на Матиаса.
— Хочу, чтобы вы знали: мне крайне неприятен даже намек на то, что я мог быть вовлечен в нечто незаконное. И если вы попытаетесь бросить тень на меня или на фирму с помощью диких и необоснованных обвинений в подделке завещания вашего отца, не сомневайтесь, я отвечу вам тем же — обвинениями. — Голос его вибрировал, а взгляд говорил: 'Вы понимаете, о чем я'.
Теперь я с удивлением разглядывала обоих. Возможно, Матиас понимал, о чем толкует адвокат, но я — нет. Однако Матиас не дал мне времени поразмыслить.
— Эдисон, — начал он, — вы заводитесь из-за пустяка. Как заметила Скайлер, ни ей, ни мне не в чем вас упрекнуть. Мы пришли, чтобы получить информацию. Вот и все. Кроме завещания моего отца, мы бы также хотели взглянуть на документы о продаже того доходного дома. Ведь сделку оформляли вы, не так ли?
Гласснер кивнул и прищурился.
Матиас даже бровью не повел.
— Уверен, у вас нет оснований возражать против того, чтобы мы взглянули на документы, — продолжил он. — Вам же нечего скрывать.
Некоторое время Матиас и Гласснер словно играли в гляделки. Но, очевидно, Матиас победил. Адвокат сухо откашлялся и развернулся к застекленному шкафу. Через минуту он бросил на стол две папки из вощеной бумаги.
— Зачем вам понадобились эти документы, выше моего понимания, — проворчал он. — Буква закона соблюдена в точности. Если бы ваш отец был жив, он бы ни за что не позволил вам так со мной обращаться…
Я услышала, как у Матиаса перехватило дыхание.
— Эдисон, — резко произнес он, — моего отца нет в живых. Именно по этой причине я хочу взглянуть на документы.
Пока Матиас читал завещание отца — а Гласснер наблюдал, сжав губы в тонкую линию, — я просматривала бумаги о продаже недвижимости.
Поначалу мне показалось, что все в порядке, как и утверждал Гласснер. Ничего необычного.
И так мне казалось до тех пор, пока не добралась до второй страницы. Я обомлела.
Не удивительно, что Джарвис не хранил копии этих документов среди своих трофеев. Потому что гордиться было абсолютно нечем: согласно окончательному соглашению, Джарвис организовал сделку бесплатно.
Я подняла голову и заглянула адвокату в глаза.
— Здесь говорится, что посредник отказался от комиссионных. Вам известно почему?
Гласснер пожал плечами и принялся теребить свою бриллиантовую булавку.
— Вроде была допущена какая-то досадная оплошность. Не припомню, чтобы меня посвящали в суть проблемы, но мистер Андорфер отказался от комиссионных по собственному желанию.
Я не верила своим ушам. Доходный дом Эфраима Кросса был продан за триста тысяч долларов, комиссионные составляют семь процентов. И Гласснер утверждает, что Джарвис по собственному желанию лишился двадцати одной тысячи долларов?
Велико же было желание.
Нет, Джарвис не способен расстаться по доброй воле с такой суммой, так же как не способен стрелять в потенциального клиента. Либо Гласснер бессовестно врет, либо я совсем не знаю человека, с которым проработала пять лет.
— Как будто все в порядке… — произнес Матиас, передавая Гласснеру папку. Это стало сигналом к окончанию встречи.
Гласснер с каменной физиономией пожал Матиасу руку, проигнорировал меня, и мы с Матиасом вышли из кабинета.
Беседовать с тремя свидетелями, присутствовавшими при составлении завещания, как настойчиво предлагал нам Гласснер, не имело смысла. Вряд ли адвокат подпустил бы нас к ним, не будь совершенно уверен, что все трое на его стороне. К тому же свидетели работали у Гласснера. А кто вдруг ни с того ни с сего станет катить бочку на своего босса?
Однако уже на выходе мы переговорили с Банни Листик. Впрочем, инициатива исходила не с нашей стороны. Просто черные горошины перегородили Матиасу путь.
— Матиас! — радостно воскликнула Банни. — Я хотела лично вам сказать, ка-а-ак скорблю о вашем отце.
Скорбящей она не выглядела. Скорее можно было предположить, что Банни вот-вот подпрыгнет и заключит Матиаса в объятия столь крепкие, что ее пришлось бы ломом отдирать.
Матиас коротко кивнул и спросил:
— Вы были свидетелем при подписании завещания?
Банни закивала со счастливой улыбкой. И энергично захлопала ресницами. Если в программе
