поведать мне, как ты следил за ней, когда она отправилась на свидание, и до смерти напугал ее, включив в самый ответственный момент прожектор мощностью в миллион ватт.
Гэйб закатил глаза.
— Могу себе представить, как ты будешь негодовать, когда твои племянницы начнут ходить на свидания. Или когда у тебя появятся дочери.
Когда, а не если.
— У меня будут только сыновья, — вдруг решил Гэйб. Если какие-нибудь озабоченные подростки будут смотреть на его дочерей так же плотоядно, как он сам смотрит на Фэйт, то Гэйб этого не потерпит. — А племянницы будут сидеть взаперти до тридцати лет, чтобы ни один мужчина их не видел.
Я построю замок и запру их там, как сказочных принцесс.
— А вдруг какая-нибудь принцесса сбежит?
— Я разыщу ее и водворю на место. И никакие ее доводы меня не переубедят, — решительно сказал Гэйб. — Я-то знаю, что у мужчин на уме. Да и женщины передо мной как на ладони: все-таки у меня пять сестер.
— И что же у меня на уме? — с вызовом произнесла Фэйт.
От ее взгляда у Гэйба по коже побежали мурашки. Поцелуй. Она думает об их поцелуе.
Нет. Этого не может быть.
Но Гэйб не сдастся Он сейчас угадает.
— Ты думаешь о том, что иметь такого дядю, как я, — это либо огромное счастье, либо настоящее несчастье для моих племянниц.
— Не угадал. Я думала совсем не об этом. Фэйт взяла крошечную ручку Анны-Лизы в свою ладонь. — Вот видишь, принцесса, твой дядя Габриель знает далеко не все.
Он поцеловал малышку в лоб.
— Да, но зато я умею нежно обнимать и целовать.
— Умеешь. — Фэйт залилась румянцем. — Я хочу сказать, я в этом не сомневаюсь.
Оба замолчали.
Гэйба неудержимо влекло к Фэйт, но он не мог отказаться ради нее от особняка Лараби. Ведь обладание этим домом было залогом его счастливого будущего. От одной мысли, что он будет жить в каком-то другом доме, у Гэйба опускались руки.
— Я прошу прощения, Фэйт.
— Не надо больше извинений. — Она поджала губы. — По-моему, в пятницу вечером я выразилась достаточно ясно.
— Это так. Но я виноват перед тобой.
Да что же это такое?
Фэйт хочет забыть о поцелуе, а Гэйб снова напомнил ей о нем. Надо держать себя в руках и постараться загладить свою вину перед ней.
Придя на день рождения малютки, она волей-неволей вторглась в его личную жизнь.
И в его семью.
Надо было тщательно все взвесить, прежде чем идти сюда. Фэйт поступила необдуманно.
— Что же мне теперь делать, малышка?
Девочка произнесла нечто нечленораздельное.
Фэйт послышалось слово «уйди».
— Сладкая моя, если б это было так просто!
Уйти означало признать свое поражение. Быть может, отступление было бы самым мудрым выходом из создавшейся ситуации, но Фэйт хотела выдержать испытание до конца.
Логаны, сами того не желая, напомнили Фэйт, что такое настоящая семья: это и воскресные пикники, и домашние праздники, и игры с детьми.
Детские воспоминания Фэйт перекликались с тем, что она пережила сегодня, и она вдруг поняла, как ей не хватает семейного тепла и понимания. Скоро она возвратится в родное гнездышко. Скоро она будет дома.
Дом.
Вот ее истинная цель, вот то, чего она жаждет больше всего на свете. Всю свою сознательную жизнь Фэйт искала дом не в том месте и не с теми мужчинами, но теперь она поняла, что ей нужно.
Фэйт огляделась. Гостиная, где ее оставили с Анной-Лизой, была скромной, но уютной. Покрывала с ручной вышивкой, коробка с игрушками и детская пластмассовая горка придавали комнате особую прелесть. Как жаль, что у нее нет всего этого! Фэйт вдруг стало невыносимо грустно.
Анна-Лиза засунула ручку в домик и вытащила плюшевого котенка.
— Ко-о!
— Да, это кошечка. — Фэйт печально улыбнулась. — Плюшевая кошка.
— Кошка — это ее первое слово. — В комнату вошел Габриель с кусочком шоколадного торта на тарелке. Он присел с другой стороны кукольного домика и протянул Фэйт торт. — Давай мириться.
— Что ты имеешь в виду?
— Я не хочу, чтобы ты сердилась на меня за чересчур активные извинения.
Если Фэйт примет торт, то это будет равносильно перемирию. Им еще долго предстоит работать вместе, поэтому надо наладить отношения. Вот если бы только сердце не начинало биться в несколько раз быстрее каждый раз, когда она видела Габриеля.
— Так ты согласна? — Габриель не сводил с нее глаз. — Ты же не хочешь остаться без сладкого, тем более что это знаменитый шоколадный торт Сесилии.
— На вид он очень вкусный. — Да и Габриель выглядел ничуть не хуже. Чтобы отогнать навязчивые мысли, Фэйт сказала:
— В вашей семье все хорошо готовят?
— Все, кроме матери. Домашнее хозяйство никогда ее не интересовало. Раньше — потому что ей приходилось много работать на ферме, помогая отцу, а теперь — потому что у нее есть занятие поважнее, ведь она управляет делами города.
Анна-Лиза начала жевать ее волосы, и Фэйт осторожно вытащила прядь из ее ротика.
— Должно быть, тебе было с ней нелегко.
— Я давно уже оставил надежду, что мои родители изменятся. У меня совсем иные представления о том, какой должна быть семья.
Фэйт стала разглядывать портреты, которые висели на стенах и стояли на каминной полке. Дом, дети, любовь…
— По-моему, у вас прекрасная семья.
Габриель пожал плечами.
— А о чем мечтаешь ты? — спросила его Фэйт.
Он сделал глубокий вдох и медленно выдохнул.
— Просторный дом, любящая жена, куча детишек и собака.
Сегодня Фэйт видела, как этот зубастый великан весело играл с дочерьми Сесилии, и она впервые почувствовала симпатию к псу. Редкая собака позволит детям делать с собой то, что разрешал девочкам Фрэнк.
— Очень похоже на твою семью, — заметила Фэйт, неохотно признаваясь самой себе, что и ей хочется того же.
— Пожалуй. — Он снова протянул ей тарелку.
У Фэйт потекли слюнки, особенно при виде цветка, покрытого розовой глазурью.
— Глазурь — это моя слабость.
— Тогда почему бы тебе не съесть этот кусочек?
— У меня заняты руки.
Их глаза встретились. В висках Фэйт стучала кровь. Она крепче обняла малышку и попыталась взять себя в руки. Нельзя, чтобы Габриель заметил, как она на него реагирует.
Он улыбнулся.
— Открывай рот.
