сомневаюсь, что, по его версии, я специально подкинул револьвер в клетку к обезьяне, чтобы прикончить еще и бедную тварь. Ну, подождем — увидим.
Ждать пришлось недолго — в уголовном розыске работают ловкие парни. Байрам Хильдебранд в сопровождении Сола вошел в комнату. Прежде чем сесть, он наградил меня долгим взглядом. Внешне он был спокоен, его седая шевелюра имела такой же ухоженный вид, но конечности явно дрожали, и, сев, он никак не мог найти удобного положения для них.
— Вы нужны нам буквально на минуту, — сообщил ему Кремер. — Несколько вопросов по вчерашнему дню. Воскресенье, утро. Вы были здесь? Работали?
Хильдебранд кивнул и запищал:
— Да, кое-какие дела. Я часто работаю по воскресеньям.
— Вы были в мастерской?
— Да, с мистером Гетцем, у него были кое-какие предложения. С одним из них я был не согласен и поднялся наверх, чтобы обсудить его с мистером Ковеном, но в холле встретил миссис Ковен и…
— Вы имеете в виду большой зал выше этажом?
— Да. Она сказала, что мистер Ковен еще не встал и что его дожидается мисс Лоуэлл. У мисс Лоуэлл очень хороший вкус, и я пошел посоветоваться с ней. Она не поддержала предложение мистера Гетца, и мы поболтали с ней о том о сем, в частности и о револьвере, который хранился у мистера Ковена в ящике письменного стола. Я выдвинул ящик, чтобы посмотреть на него, просто посмотреть, и потом задвинул его обратно. И через некоторое время спустился вниз.
— Револьвер был на месте?
— Да.
— Вы его вынимали?
— Нет. Ни я, ни мисс Лоуэлл. Мы вообще не притрагивались к нему.
— Но вы узнали его? Это был тот самый револьвер?
— Нет, на этот вопрос я не могу ответить. Я никогда прежде не держал его в руках. Кажется, тот же самый. Тогда мне казалось, что вообще все наши волнения по поводу револьвера смешны и выглядят по- детски. Теперь выяснилось, что я был не прав. После того, что случилось сегодня днем…
— Да, — оборвал его Кремер. — Беспокойство по поводу заряженного револьвера назвать детским никак нельзя. Ну вот, пожалуй, и всё, что меня пока интересует. В воскресенье утром вы открывали ящик стола Ковена в присутствии мисс Лоуэлл и видели там револьвер, не отличающийся от того, который вы видели раньше. Правильно?
— Да, так.
Кремер кивнул Солу:
— Отведи его обратно к Роуклиффу.
Я глубоко вздохнул. Стеббинс искоса поглядывал на меня, не то чтобы злорадно, но изучающе. Кремер проследил, чтобы после ухода Хильдебранда и полицейского дверь была плотно закрыта, и повернулся ко мне.
— Ну, теперь твоя очередь.
Я покачал головой и прошипел:
— Совсем потерял голос.
— Не смешно, Гудвин. Ты даже представить себе не можешь, насколько не смешно. Я даю тебе пять минут на размышления, чтобы ты осознал всю незавидность своего положения. Вульфу ты звонил до того, как позвонил нам, и, я думаю, не успел еще выстроить для него такую же стройную картинку, как для нас. Так что имей в виду. А к Вульфу я заеду, когда разберусь здесь, и мы с ним поговорим. Думаю, мы с ним найдем общий язык. В лучшем случае тебе припаяют незаконное хранение оружия. Ну что, может, подумаешь минут пять?
— Нет, сэр, — спокойно и с достоинством ответил я. — Я подумаю дней пять, а вот вам всем, вместе взятым, потребуется для этого неделя: с такой путаницей в голове к делу лучше не приступать. Ну а перед тем как проститься с вами, если вы действительно собираетесь отправить меня за решетку, хочу обратить ваше внимание на одну деталь. Когда я умышленно совершал убийство из револьвера Ковена, он «не был найден при мне», как вы изволили выразиться, к тому же я передал вашим людям шесть новеньких, чистеньких патронов, предварительно вынутых из моего револьвера. Надеюсь, ваши герои не проявят беспечность и не перепутают их с патронами, найденными в моем револьвере, после того как его извлекут из обезьяньей клетки. Это будет непозволительной оплошностью. А вопрос вот в чем: если я вынул патроны из своего револьвера для того, чтобы заменить их на патроны Ковена, то когда и с какой целью я это сделал? Я даю вам сутки на размышление для ответа на этот вопрос. Далее: если я действительно сделал это, тогда любезное предположение Ковена (которое я глубоко ценю) о том, что это было непредумышленное убийство, теряет всякие основания, так как я должен был заранее подготовиться. Так что не стесняйтесь. К чему мелочиться с незаконным ношением оружия? Предъявляйте уж сразу обвинение в убийстве, а там посмотрим. Всё. Я кончил.
— Не волнуйся, даже в случае условного приговора ты будешь лишен лицензии, — парировал Кремер.
Я лишь усмехнулся.
— Чертов осел! — добавил Стеббинс. Но я и ему ответил усмешкой.
— Уведи его, — проскрежетал Кремер и вышел.
5
Когда человека берут с поличным на месте преступления, как взяли меня, отправить его сразу за решетку довольно трудно, — этому предшествует значительная бюрократическая возня. В случае со мной дело было еще сложнее, так что лишение свободы немного откладывалось. Сначала я долго беседовал с помощником прокурора. Он был вежлив, интеллигентен и даже угостил меня сандвичами. К концу нашей беседы, уже шел десятый час, он совершенно запутался и сидел как истукан в мундире, с прилизанными волосами и бородавкой на щеке. Когда он собирался уходить, я посоветовал ему обратиться к доктору Воллмеру, специалисту по сведению бородавок.
Потом с минуты на минуту я ожидал обещанного визита инспектора Кремера. Естественно, по целому ряду причин я чувствовал себя обиженным, прежде всего из-за того, что меня лишили возможности присутствовать при разговоре Кремера с Вульфом. Их беседы всегда были очень интересны, но эта могла превратиться просто в шедевр, особенно после того как Вульф узнает, что он не только обманут клиентом, но и лишен ассистента, без которого некому будет отвечать на письма.
Дверь наконец открылась, но это был не Кремер, а лейтенант Роуклифф. Вот кого бы я убил не раздумывая. Я мог бы посочувствовать самым отпетым и бесчеловечным убийцам, попадись они ему в лапы. Он сел напротив и произнес со слащавым удовлетворением:
— Ну вот, слава богу, мы и добрались до тебя.
В этой манере он провел весь допрос. Я бы с радостью привел стенограмму двухчасового бдения с Роуклиффом, но боюсь, что это будет выглядеть нескромно с моей стороны. У него есть одна особенность — дойдя до определенной стадии раздражения, он начинает заикаться. А поскольку я чувствовал наступление этого состояния за несколько секунд, то начинал заикаться первым. Это дело очень тонкое и требует большой сосредоточенности, но в этот вечер мне на редкость везло. Не знаю, как ему удалось сдержаться и не прикончить меня, наверно только благодаря неуемному тщеславию: он жаждал стать капитаном и опасался Вульфа, который уже мог договориться с комиссаром, а может быть, даже и с мэром.
Кремер так и не появился, от этого я обиделся еще больше. Я знал, что ему удалось встретиться с Вульфом, так как около восьми часов они мне наконец разрешили позвонить, и я услышал холодный, как нос эскимоса, голос:
— Я знаю, где ты. У меня мистер Кремер. Я уже позвонил мистеру Паркеру, но сегодня вряд ли что- нибудь удастся сделать. Ты ел?
— Нет, сэр. Боюсь быть отравленным. Нахожусь на грани голодного обморока.
