смотрел на яркие как свечки звезды чужого неба, слушал незнакомые голоса ночного леса и думал. Он пытался четко разложить по полочкам всю имеющуюся информацию. Вот только вместо четкой картины оперативной обстановки и вариантов тактических действий, перед его внутренним взором появлялось лицо Артемиды. Полковник запомнил ее, какой была она в момент прощания – четко и ясно, словно на выхваченном из фильма отдельном кадре. Зеленые глаза и печальная улыбка.
Он замотал головой, стараясь отогнать наваждение. Еще не хватало, такому зубру, прошедшему, так сказать, огонь и воду, влюбиться, да еще в кого! В древнегреческую богиню, которая, скорее всего – материализованный плод воображения капитана Иленева. И, вообще, может быть вообще все, что происходит – это затянувшийся сон… Сильная история, нечего сказать. Какие уж тут оперативные планы. Есть два варианта действий – устроиться где-нибудь в этом мире, да и жить-поживать, да добра наживать, тем более, что и Артемида рядом… Правда все как-то очень упорно пытаются направить их куда-то на поиски чего-то неосязаемого и мифического. Правда, на этом пути появляются уж очень серьезные враждебные персонажи. Один каменный парень, порезвившийся во дворце Немезиды, чего стоит.
Коржавин не заметил, как наступило утро. Как ни странно, спать не хотелось совершенно. По многолетней привычке он поднялся и приступил к комплексу разминки. Со стороны могло показаться, что человек занимается самоистязанием, выворачивая суставы и растягивая связки. Потом – короткий спарринг с Султангиреевым. Умар – прекрасный боец, быстрый, сильный, решительный. Единственный недостаток – он слишком быстро входит в азарт, позволяет стихии боя овладеть разумом. В реальном бою это бывает убедительно, ярость и неуязвимость берсеркеров являются тому примером. Но сам Коржавин был приверженцем восточного стиля, когда сознание полностью очищается от эмоций. И, надо сказать, до сих пор полковник не проиграл ни одной схватки… После рукопашного поединка они несколько минут фехтовали. Коржавин почувствовал, что значительно увереннее управляется с мечом, хотя, признаться, более легкая сабля Султангиреева имела явное преимущество, и Коржавину с величайшим трудом удавалось парировать его выпады. Правда, полковник не мог отделаться от ощущения, что меч подыгрывает ему, предугадывая направление атаки противника. Да, надо сказать, если бы безо всех этих мистических штучек, Султангиреев давно бы взял вверх. А какой-нибудь мастер спорта по фехтованию с легкой рапирой преспокойно уделал бы их обоих… Умываясь после тренировки в ручье, Коржавин принял для себя решение срочно заняться тактикой боя с холодным оружием – кто знает, кого придется встретить, и можно ли в будущем надеяться на магические свойства меча.
После завтрака, который к несчастью, также был вегетарианским, отряд быстро собрался и направился вглубь леса по едва заметной тропинке. Впереди следовала Немезида, сопровождаемая огромным кентавром, вооруженным внушительной дубиной. Рядом шел, опираясь на посох, Иленев в плаще и широкополой шляпе, остальные двигались, как и положено, след в след, внимательно отслеживая ситуацию по секторам – после битвы во дворце следовало быть настороже.
Путь оказался недолгим, примерно через два часа они вышли к поляне, посередине которой зеленел сочной травой невысокий холм. Вход в пещеру, обложенный грубо отесанными известняковыми плитами был едва заметен за густым кустарником. Судя по всему, здесь очень давно никого не было – и сами плиты, и каменная дверь глубоко ушли в землю.
Немезида остановилась перед зарослями.
– Бойко, Султангиреев, – скомандовал Коржавин.
– Йе-э-эх, – Бойко испустил радостный клич, и взмахнул саблей.
Но непростыми, очень непростыми оказались эти кустики. А точнее те, кто их тут посадил. Острая казацкая сабля отпружинила от тонких веток, едва не вылетев из рук Бойко. Не лучше получилось и у Султангиреева. Ветви, словно издеваясь, слегка покачивались, показывая полное отсутствие следов от молодецких ударов.
Бойцы были явно обескуражены. Коржавин потащил из ножен Эскалибур, но Немезида жестом остановила его.
– Нет силы, способной открыть путь Предназначения, кроме воли Творца.
Бойко ухмыльнулся:
– Так пусть Творец выскажет свою волю. Иленев, валяй.
А Иленев, не отрываясь, смотрел на Немезиду.
– Почему ты не сказала сразу? – резко спросил он.
– Прости меня, повелитель, – в ее голосе звучало такое отчаяние, что Коржавин невольно вздрогнул.
– Почему ты не сказала сразу? – повторил Иленев.
– Я… я хотела, чтобы ничто нам не мешало… хотя бы в эти дни…
Иленев снял шляпу, бросил ее на траву, туда же положил посох, выпрямился и, запрокинув голову вверх, посмотрел на безоблачное небо.
– Какое хорошее утро… – он говорил совершенно спокойно, не восторгаясь красотами природы, а констатируя факт их существования. – Лучшее время для смерти.
Коржавин забеспокоился:
– Иленев… Миша, ты о чем?
Но тот словно не услышал вопроса и молча продолжал любоваться утренним небом. Ответила Немезида:
– Он… мы нашли свое Предназначение.
Коржавин выругался про себя. До сих пор все магическо-мистические проявления работали на них, и это его полностью устраивало. Устраивало до такой степени, что он даже не пытался глубоко вникнуть в суть происходящего. Но, теперь, судя по кислому выражению лица мага-психотехника, что-то идет явно не так.
Немезида подошла сзади к Иленеву и обняла за плечи.
– Не печалься. Всему приходит конец.
Коржавин деликатно поинтересовался:
– Я конечно извиняюсь… В чем, собственно, проблема? Выкорчевать кустики надо?
Немезида покачала головой.
– Боюсь, для этого не хватит всех сил этого мира. Оружие бессильно. Ты, воин, уже должен был понять, что не нельзя судить о предмете по одному его обличию. Никто не сможет пройти к проходу. Если только на это не будет воли Творца.
Снова вмешался Бойко:
– Так за чем дело стало?
Иленев осторожно отстранил руки Немезиды подошел к зарослям и задумчиво дотронулся до колючей ветки. На секунду показалось, что куст узнал его и потянулся ветвями навстречу… Но нет, должно быть, это просто порыв ветра.
– Дело в том… Если Творец покидает этот мир не тем путем, каким пришел в него, мир исчезает. Это и называется конец света.
– Погодите! – сказал вдруг Султангиреев. За последний день он произнес не более трех слов, поэтому его возглас заставил всех обернуться. – Вы хотите сказать, что этот человек – Создатель?! Бог един, и имя его – Аллах, а Моххамед, да славиться имя его, – пророк и и лучший из людей!
Коржавин еле сдержался, чтобы не скомандовать всем: 'Молчать'. Сейчас только теологических дискуссий недоставало. Он вдруг вспомнил историю о двух рыцарях, которые во время жаркой схватки с сарацинами затеяли спор о сущности истинной святости. Со святостью все вышло нормально – до сих пор рука одного рыцаря и голова второго хранятся в европейских монастырях. А потеряли рыцари эти части тела именно в том бою и именно в результате того самого спора.
Впрочем, Иленева было трудно отвлечь от созерцания неба, поэтому отвечать пришлось Немезиде:
– Кто есть создатель всего сущего – мы не знаем и вряд ли когда-нибудь узнаем. Мой господин – создатель этого мира, а для меня это достаточно для того, чтобы считать его Творцом. Не сомневаюсь, что есть еще и Творец Творцов, а может быть и более высшие сущности… Кто знает? Все это недоказуемо и неопровергаемо.
Султангиреев сморщился как от зубной боли. Все рассуждения о религии были ему в высшей степени неприятны, его искренне удивляла слепота людей, не желающих видеть очевидного. Но Умар, как истинный
