Атанас Мандаджиев
Чёрный листок над пепельницей
Гео Филипов был просто не похож на себя: его элегантный, вполне соответствующий сезону костюм и модные туфли были испачканы грязью, в пыли, а костюм так измят, будто его вытащили из мешка старьёвщика. Да и всё на этот раз было не так, как всегда. Обычно он сидел за столом нога на ногу, спокойно — небрежная поза, внимательный взгляд и терпеливое ожидание — тот, кто напротив, непременно заговорит. Сейчас он больше напоминал своих «подопечных» — сидел на краешке стула с напряжённым выражением лица (именно как арестованный перед допросом). Правда, он готов был в любой момент прервать молчание и начать рассказ, который буквально рвался у него изнутри. Но майор, по прозвищу Цыплёнок (у него была маленькая круглая, как мячик, головка с редкими пушистыми волосами, сидящий на длинной морщинистой шее), с лёгкой улыбкой глядел в окно, ничего не замечая вокруг. Что его там так заинтересовало? Может быть, старенький «Запорожец» Филипова с прицепом и белоснежным серфом? Гео всё же открыл рот.
— Это случилось по дороге в Бургас, на обратном пути, — глухо зачастил он, снова опасаясь, что ему не дадут закончить. — Я знаю, вы не поверите мне, да я и сам себе не верю…
— Ты поэтому прервал свой отпуск?
— Да, поэтому… Но, по сути, я его и не прерывал…
— Ты приехал, а теперь снова вернёшься к морю?
— Может, вернусь, это зависит от вас. Вы всё узнаете, если выслушаете меня. — Гео беспокойно щёлкнул пальцами правой руки. — Надо, просто необходимо немедленно вернуться! Эти два дня в Созополе… Нет, я никогда не прощу себе! Хотя… — он рассеянно поглядел по сторонам, словно не узнавая знакомые предметы в кабинете майора. — Точно, точно, я был малость не в порядке… Что только не привидится человеку, если солнце расплавит мозги!..
Цыплёнок всё ещё внимательно разглядывал прицеп «Запорожца» за окном.
— А твой серф, по-моему, и не нюхал морской водички…
Неосвещённая половина его лица со свежими порезами от бритвы
(«Неужто он и вправду бреется опасной бритвой?») притягивала Гео, словно говорила: «Ну, я слушаю тебя. Что там особенного могло с тобой случиться?»
— Идиотская история, товарищ майор! В кои-то веки выбрался, поехал на курорт один, без жены, и вот…
Гео вдруг глянул прямо в глаза майору, заговорщически подмигнул — и сразу стал похож на себя, настоящего Гео Филипова, старшего лейтенанта милиции, умевшего артистически менять выражение лица, если это было ему необходимо. Своей улыбкой он словно приглашал начальника в союзники, заинтриговывал, всем своим видом утверждая, что высоко ценит сообразительность майора и не сомневается в его готовности помочь ученику.
— Ну, если это длинная история, — Цыплёнок «клюнул», причём был явно польщён, — предлагаю пойти в какое-нибудь кафе, а то здесь, — он кивнул на сложную телефонную аппаратуру, занимавшую, почти весь стол, — не очень-то поболтаешь…
Гео быстро встал.
— Я всегда говорил, что вы просто читаете мои мысли.
— Вот как? — майор улыбнулся. — Но в данном случае я пока ничего не могу прочесть, совсем как неграмотный.
Цыплёнок убрал со стола бумаги, и они вышли.
В управлении шёл ремонт. В коридорах красили стены, едко пахло лаком. Гео и Цыплёнок осторожно прошли по узкому поролоновому настилу. На улице летнее солнце выстрелило в них в упор, и они оба одновременно чихнули.
Цыплёнок поднял лицо к яркому синему небу, наслаждаясь лившимся оттуда теплом, а Гео раздумывал — прогнать или не прогнать сгрудившуюся вокруг серфа детвору.
— Не сомневаюсь, что вы не поверите мне, да я и сам себе не верю… — снова начал Гео, отхлебнув крепкого кофе из маленькой изящной чашечки. Ему страшно захотелось курить. Цыплёнок видел, как его рука опустилась в карман лёгкого поджака и сжала пачку — скорее всего, это были его обычные «БТ».
— Это мы уже слышали.
— Я где-то читал, — Гео будто извинялся, — про писателей-курильщиков, которые строчки не напишут, если не подымят в рукав. Похоже, я сейчас в таком же положении…
Только теперь они заметили объявление «У нас не курят».
Цыплёнок проводил взглядом официантку.
— Кури, я прикрою тебя, как на, фронте, даром что не успел побывать, — пошутил Цыплёнок. Он с наслаждением потягивал чудесный кофе.
— Нет, пожалуй, не буду, — передумал Гео. — Про тех же писателей говорят, что они иногда часами не курят, если увлекутся работой…
— Из чего я делаю заключение, — засмеялся майор, — что твой рассказ будет необыкновенно интересным!
— Конечно, даже если это сон и бред. Последний вопрос, и начинаю. Можно с подробностями? Потому что даже самая ничтожная мелочь…
— Ну, уж если я у тебя в руках…
Гео намеревался двинуться из Софии пораньше, затемно, чтобы одолеть на своём «Запорожце» с прицепом высоты хребта Голубец в сравнительно прохладное время, однако… «Вы же помните, какую ночь мы тогда провели, как намаялись, пока не схватили за загривок этих гадов. Как тут человеку не проспать?» В общем, выехал он часов в одиннадцать. Было уже изрядно жарко, а что ждало его часа через два-три? Поэтому он отказался от Подбалканского пути и свернул на другой, ничуть не хуже — через Пловдив. Жара настигла его ещё на шоссе. Опустил все окна — ничего не помогало. Может быть, дело было ещё и в том, что ехал он слишком медленно, с остановками. Все его мысли были заняты машиной — выдержит ли она такую нагрузку? Наплевать ему было на улыбочки и насмешки, которыми провожали его встречные. А если честно, то это была, действительно, весёлая картинка: старый кузнечик тащит за собой огромную белую бабочку со сложенными крыльями…
— Это были единственные слова, которые мне удалось буквально вырвать из уст девушки, — пояснил Гео. — Я спросил у неё, почему она выбрала меня, ведь рядом мчатся такие красивые, блестящие лимузины с охочими до приключений одинокими владельцами.
Вот тут она и ответила мне, что моя машина и прицеп показались ей похожими на старого кузнечика, который тащит за собой огромную бабочку со сложенными крыльями. Но не будем торопиться…
Вы наверняка, товарищ майор, знаете дорогу от развилки Пазарджик — Пловдив? Ровно, гладко, почти без поворотов. Вот, думаю, сейчас дам газ и помчусь, что бы там ни было. Ну, подумать подумал, однако еду еле-еле, как и прежде, и чувствую себя словно мороженое под солнцем. И вот где-то посредине между Пазарджиком и Пловдивом — девушка. Высокая, стройная, в обтягивающих джинсах. Делает знак автостопа по всем правилам, но сразу видно — не мастерица она шастать по чужим машинам. «Останешься ты, дружок, с носом», — подумал я и обернулся, чтобы поглядеть на счастливчика, которому она подала знак и который ^ейчас возьмёт её в свой лимузин. Потому что, даже если ничего не произойдёт, всё равно ужасно приятно проехаться с такой девушкой. Мне, естественно, и в голову не могло прийти, что она останавливает мою милость. Я оглянулся — никого, за моим прицепом пустое шоссе. Значит, она мне голосует. Я остановился у бровки и высунул голову из окна:
— Куда?
— Пловдив, — девушка ответила холодно и сухо, будто я задал ей какой-то нескромный вопрос. На ней была бледно-розовая блузка без рукавов, свободно падающая вниз. Загорелые шея и руки были открыты. Но стоило мне поглядеть ей в глаза, как я уже ничего, кроме них, не видел. Уверяю вас, товарищ майор, я никогда не встречал более странных женских глаз. В них как будто застыл тихий плач, затаился на дне, но выражение глаз и лица тем не менее было какое-то непреклонное, упрямое, что ли…
