А теперь — из-за нее — он тоже переживает горе в одиночку.
Элоиза подняла пресс-папье и увидела под ним белую карточку с номером телефона. Дуарте! Может быть, она сумеет уладить хотя бы одно дело? Может быть, сумеет все же доставить кому-то радость?
Джон боялся опьянеть, а братья не переставали наполнять его стакан. Но ведь именно за этим он и приехал в Хилтон-Хед — побыть со своей семьей.
Они сидели на балконе выстроенного на берегу океана особняка Лэндисов. Джон поставил свой стакан на металлический столик. Он еще не оправился после рассказа Элоизы.
Как ни переживал Джон, он все-таки понимал, что на сей раз необходимо объясниться с женой. Если она забеременела год назад, это могло случиться и сейчас. Он не может рисковать и лететь на другой материк, не поговорив с ней.
После ссоры с Элоизой он, пытаясь успокоиться, целый час мчался в машине вдоль берега. Его доверие к ней сильно пошатнулось, однако он решил попробовать еще раз.
Но не застал Элоизу. Ее машина исчезла, чемодан гоже. Она опять убежала от него. И Джон прыгнул в первый же самолет, который доставил его в Южную Каролину.
Себастьян опустил свой стакан:
— Ты должен понять, на что может отозваться ее сердце.
Кайл, нахмурившись, наклонился к брату:
— Марианна вроде бы заставила тебя пойти в какой-то приют для животных?
Себастьян потянулся к стоявшей на столе бутылке:
— К чему ты ведешь?
— Представляю, на что отзывается ее сердце, — передразнил брата Кайл.
Мэтью положил руку на плечо Кайла:
— Идея Себастьяна не так уж плоха.
Джон вертел в руках свой стакан. Уголок его глаза начал дрожать. Он впервые задумался над тем, как его братьям удалось найти таких замечательных жен? Может быть, они знают нечто такое, чего не знает он?
— Пожалуйста, говорите прямо, — взмолился Джон.
Лицо Себастьяна приняло такое выражение, словно он выступал в суде на очень серьезном процессе.
— Стандартные красные розы и коробка шоколада в форме сердца — уже неплохо. Лучше, чем ничего. Но если ты придумаешь нечто особенное, демонстрирующее, что ты хорошо знаешь ее, получишь золотую медаль.
Кайл почесал затылок:
— Женам действительно приятно знать, что мы не забываем о них, когда их нет рядом.
Джон недоверчиво покосился на брата. Боже, они растравляют его, а не утешают.
— На самом деле все не так сложно, — объяснил Себастьян. — Марианна, например, обожает собак. Однажды, в День святого Валентина, я подарил ей ошейники и поводки и сделал пожертвование в пользу общества защиты животных.
Кайл подхватил:
— А помнишь, как я подарил Фебе ноутбук? От восторга она кричала так, что стекла чуть не вылетели из окон.
Для Джона рассказы братьев о том, как они умеют отыскать то, что особенно приятно их женам, стали дополнительной мукой.
На небе собирались облака, скрывая звезды. Кайл улыбнулся, глядя куда-то вдаль, наполнил свой стакан и повернулся к Джону:
— Дело в том, что Феба была вынуждена проводить уроки строго по расписанию, а ей надо было приглядывать за малышкой. Я был готов сам меньше работать и смотреть за Ниной или нанять няню, но Феба не соглашалась. Ноутбук позволил ей давать уроки в любое время и в любом месте.
Его брат исключительно удачно совместил два образа жизни. Кайл и Феба могли бы кое-чему научить Элоизу, если бы она опять не удрала.
Тяжело находиться рядом со счастливыми людьми. Братья просто излучают удовлетворение супружеской жизнью.
Мэтью отобрал у Джона бутылку:
— Экстравагантности тоже полезны, если перемежать их с практичностью.
Кайл поднял свой стакан:
— Какие экстравагантности нравятся Эшли?
Мэтью лукаво улыбнулся:
— Не думаю, что могу обсуждать это с тобой, братец.
Кайл поднял обе руки:
— Ну-ну.
Позади послышалось осторожное покашливание. Все обернулись.
В дверях стоял второй муж их матери, генерал Хэнк Реншоу. Волосы Хэнка поседели, однако ум остался таким же острым, благодаря чему он сохранил большое влияние в военных кругах.
— Надеюсь, ребята, вы кое-что оставили и мне в этой бутылке.
— Да, сэр. — Кайл взял чистый стакан и протянул отчиму, который к тому же был давним другом их семьи. — Может быть, вы подскажете Джону, как вернуть жену?
— Хм. — Генерал опорожнил свой стакан и пододвинул стул к столу. — Вашей маме, к примеру, нравится, когда я…
— Подождите! Подождите минуту, генерал, — запротестовали все четыре брата сразу.
Джон был полностью согласен с тем, что такой секрет не следует разглашать.
— Я благодарю за предложение помочь, — сказал он, — но есть такие вещи, которые сыновьям не следует знать о своих матерях.
— Хорошо, хорошо. Я понимаю. — Генерал перестал смеяться и указал большим пальцем на дверь. — А теперь вы, трое, забирайте бутылку и уходите, чтобы я мог поговорить с Джоном наедине.
Стулья отодвинулись, братья покинули поле боя. Их смех постепенно замер вдали.
Генерал наполнил два стакана.
— Твой отец был моим лучшим другом. Он гордился бы тобой.
— Спасибо. Это очень важно для меня.
Но недостаточно для того, чтобы забыть о поражении. Он проиграл борьбу с женщиной, которую ценил больше всего на свете.
С Элоизой.
Почему она не рассказала ему сразу? Почему только сейчас? Он должен это понять, если хочет, чтобы у них появился шанс разорвать порочный круг убегания друг от друга.
Джон не ждал, что генерал взмахнет волшебной палочкой и все уладится, но был рад его поддержке.
— Перестань казнить себя за прошлое и посмотри вперед, — распорядился Хэнк Реншоу так, будто отдавал приказание подчиненному. — Нельзя опускать руки и признавать поражение. У тебя по-прежнему есть шанс. Используй его.
— Она уехала. — Джон вынул из кармана белую карточку, ту самую, которую, как он помнил, дал Элоизе Дуарте Медина. Он повертел карточку между пальцами. — Она не желает ни говорить, ни видеться со мной.
— И ты собираешься отступить? Позволить твоему браку распасться? Перестать драться за нее?
Пальцы Джона замерли. Он сосредоточил внимание на цифрах. И на всей своей жизни. На этот раз он не позволит Элоизе уйти. Наверняка есть способ показать ей, что в настоящих семьях люди приходят на помощь друг другу, показать, что каждый поддерживает каждого, а не кто-то один — всех остальных, как это до сих пор было с ней. Неудивительно, что Элоиза не обратилась к нему, когда ей было плохо.
Никто никогда не давал ей возможности считать, что ее зов будет услышан.