Ошибки аиста

Первый – это создание и уничтожение запасных эмбрионов. Поскольку эффективность ЭКО невелика, так что в четырех из пяти случаев его приходится повторять, чтобы избежать рисков, связанных с гормональной стимуляцией, часто предлагается сразу создавать запасные эмбрионы и замораживать их на случай неудачи первой подсадки. Но если подсадка удается, то такие эмбрионы обречены на уничтожение, что недопустимо.

Второй момент – это вынашивание ребенка посредством суррогатного материнства, которое унижает человеческое достоинство нанятой матери и причиняет глубокую травму ребенку, отрываемому от нее.

И третий – это использование донорских клеток. Брак – это таинство двух, в котором нет места для третьей стороны.

Как мы видим, главной причиной протеста православной церкви против развития метода экстракорпорального оплодотворения является то,что метод нарушает основную христианскую заповедь «не убий». А эта заповедь является основополагающей во многих религиях мира.

КАК ИМ ПОМОЧЬ?

Согласны ли мы или против метода экстракорпорального оплодотворения, хорошо это или плохо, хотим мы этого или нет, опасаемся или радуемся этому открытию, от нас уже ничего не зависит. Дети, родившиеся с помощью вспомогательных методов репродукции, – эти таинственные и неизведанные маленькие наследники джина – уже живут среди нас, и с каждым днем их число увеличивается. По словам российского репродуктолога,доктора медицинских наук Елены Калининой, получившей первого в СССР ребенка «из пробирки», не меньше миллиона людей на планете – дети «из пробирки». Согласно другим источникам, таких детей на сегодняшний день насчитывается уже около трех миллионов.

Мне, как психотерапевту и специалисту в области семейных системных расстановок, интересны эти вопросы с точки зрения практической психологии. Как и чем я могу помочь семьям с необычным опытом – семьям, где есть дети, рожденные с использованием вспомогательных методов репродукции? Смогу ли я профессионально и по-человечески отнестись к боли и душевной пустоте суррогатной матери, которую использовали как инкубатор для вынашивания чужого, но такого любимого ребенка, и оставили один на один с ее проблемами и переживаниями?

Меня волнует состояние психического здоровья самих людей «из пробирки», их душевное равновесие, возможности выживать и радоваться в этом мире. Ибо за их жизнь заплачена очень высокая цена. Чтобы такой ребенок остался жить, были принесены в жертву его неродившиеся братья и сестры, «отбракованные», уничтоженные, подвергшиеся редукции, и, нередко, подорвано здоровье их матери, как физическое, так и психическое.

По словам моей знакомой, прекрасной женщины, матери двенадцати детей и духовной акушерки, принимающей роды в воде, Марины Дадашевой, в теле каждого человека записана информация не только о его появлении на свет – моменте рождения, но и о его зачатии и о ходе беременности. Это, безусловно, оказывает в последующем глубокое влияние на его дальнейшую жизнь.

Я убедилась в этом на собственном опыте в процессе тренинга «Рождение заново», в котором воссоздаются условия родового канала перед рождением «ребенка». На поверхность сознания всплыли и запах камфары, и давление стенок матки, готовых расплющить тело ребенка, и изнуренный голос акушерки: «Будем щипцами тянуть», и желание вырваться из темного плена любой ценой, и напряжение, и бессилие, и облегчение.

Так что же тогда записано в теле и подсознании человека «из пробирки», когда каждое мгновение его рассматривают в микроскоп, погружают в жидкий азот, замораживают-размораживают, сканируют на УЗИ, берут генетические пробы, команда специалистов в белых халатах выносит вердикт ему и его собратьям: быть или не быть, жить или не жить?

И поводом для моего волнения и профессионального интереса послужила «первая ласточка» – приход на прием мамаши с мальчиком, который оказался ребенком «из пробирки».

СОЛНЕЧНЫЙ МАЛЬЧИК

Яша

Юля – хрупкая женщина; сквозь очки в массивной роговой оправе, как сказочные рыбки, смотрят большие, янтарного цвета, перепуганные глаза. Ей 39, а выглядит старшеклассницей. С ней мальчик трех с половиной лет, с огненно-рыжей шевелюрой, веснушками и такими же, как у мамы, янтарными глазами. «Я его от солнца родила», – вспоминаются красивые слова песни. Мальчика зовут Яша. Он остается стоять в прихожей, с опаской поглядывая на меня.

– Он боится людей, особенно чужих, – объясняет Юлия. – Он еще чего-то боится. Часто нахожу его в кроватке, заплаканного, забившегося в угол с одеялом на голове. Когда спрашиваю, почему он плакал, он вздыхает и показывает на грудь, говорит: «Здесь больно». Мы проходили уже разные обследования и здесь, и в Израиле – никакой патологии не обнаружено. Говорят, психосоматика; посоветовали обратиться к вам.

Детей я люблю, но работать с ними – не мой «конек». Обычно я посылаю их к коллегам, специализирующимся на консультировании деток. Но Юля пришла по рекомендации моих знакомых, сразу после их звонка, и обезоружила меня своим беспомощным взглядом. Мы сидели на кухне и пили чай,Яша по-прежнему стоял в прихожей. Я не стала настаивать на том, чтобы он вошел, но достала вазу с конфетами и поставила на середину стола. Мальчик на наживку «клюнул» и стал медленно продвигаться к столу. Я не реагировала; достала фломастеры и карандаши, продолжая слушать Юлю.

– Боится,говоришь? А кто не боится? У каждого человека есть страх. Давай, Юля, каждый нарисует свой страх, и кто больше нарисует, тому достанется больше конфет.

Я подмигнула Юле, и мы начали рисовать. Я нарисовала море и девочку со спасательным кругом. «Я воды боюсь, в детстве тонула», – объяснила я и развернула конфету. «А я мышей боюсь», – Юля нарисовала себя на столе и мышей под столом и взяла конфету.

Необычная расстановка

Мальчик между тем вскарабкался на стул и потянулся за листом бумаги и фломастером. Он рисовал самозабвенно, пыхтя, склонив голову на бок и прикусив уголок языка.

«А я эту лампу боюсь, когда она засветится, они меня найдут», – тревожно сказал Яша, забыв про конфеты. Я посмотрела на рисунок ребенка. Большую его часть занимала огромная лампа. Такие лампы бывают в больницах, операционных залах. С одной стороны от нее маленький человечек забился в угол. Рядом с ним лежали два пупса с глазами и красными пятнами в центре груди. С другой стороны лампы стояли люди в масках.

Ребенок не отрывал глаз от своего рисунка. Мы с Юлей переглянулись. Ее знобило. «Ты знаешь, о чем это?» – тихо спросила я. Женщина, кивнув головой, зажала ладонью рот. Она плакала.

Я взяла ножницы. «Ты от них прячешься?» – вывела я мальчика из состояния тревожного забытья. Яша рукой держался на сердце, смотрел на меня недетским вымученным взглядом. Я посадила мальчика к себе на колени и крепко обняла. «Ничего не бойся, я с тобой. И мама с тобой. Хочешь, мы навсегда убежим от них?» Я вложила ножницы в руку ребенка, и мы сообща отрезали людей в масках от общей картинки. Я отложила эту часть рисунка в дальний угол стола. «Теперь они нас не достанут. Правда, теперь не так страшно?» – спросила я малыша. Он кивнул, облегченно выдохнул и потянулся за конфетой. Я попросила Юлю нарисовать