справиться, большая собака на руках не позволяла видеть дорогу, чтобы вскарабкаться вверх по крутому каменистому склону.
Осторожно ступая в поисках твердой опоры под ногами, она начала медленно подниматься по крутому склону промоины, сгибаясь под весом ноши. Один из охотников спустился наполовину вниз, чтобы забрать пса, и дальше понес его сам, в то время как Джордж помог ей выбраться наружу.
— Вы ужасно упрямая, мисс. Но вы только достали его из ямы, а он по‑прежнему хромой.
— Занимайтесь своим делом, а его предоставьте мне.
Охотник вернул ей собаку. Шона нежно охватила животное руками. Пес дрожал всем телом, но по крайней мере уже не визжал.
Сквозь деревья впереди Шона увидела очертания господского дома. На душе у нее повеселело, хотя идти было еще далеко. Она вырвала животное из плена смерти, и покинувшая ее надежда снова наполнила ее сердце.
Высокие напольные часы в холле пробили одиннадцать, когда Коналл протянул шляпу Баннерману, своему лакею.
— Я рад, что вы вернулись, сэр, — сказал Баннерман, хмуря кустистые седые брови. Баннерман вместе с кухаркой был одним из тех незаменимых слуг, которых Коналл привез с собой из Лондона. — Мы очень волновались, когда наступила ночь, а вы все не возвращались.
Коналл вздохнул:
— Эта земля меня доконает, Баннерман. Как будто мало одних арендаторов, местных комиссий, кредиторов и сборщиков налогов. Теперь я еще обнаружил, что проклятые браконьеры запрудили ручей на северной границе поместья.
— Мне очень жаль, сэр, — посочувствовал Баннерман. Длинные вертикальные складки на его вялых щеках стали еще глубже. — По‑видимому, долгое отсутствие хозяина на этой земле подтолкнуло кое‑кого из людей на своевольные поступки.
Коналл снял пальто.
— На какие‑то из вольностей я, конечно, мог бы закрыть глаза, но запрудить, к чертовой матери, весь ручей, полный рыбы!
— Я распорядился, чтобы кухарка держала в тепле ваш ужин, сэр. Будете ужинать у себя в покоях?
Коналл вздохнул:
— Нет, спасибо Баннерман. Думаю, что сейчас мне не до еды. Пойду, пожалуй, лягу.
— Сэр, пока вы не ушли… Должен с сожалением вам доложить о небольшом инциденте.
В голове Коналла тотчас промелькнула мысль о своенравной скотнице, сбежавшей утром.
— Шона… вы о ней, не так ли?
— Да, это касается ее, сэр.
— Она в порядке?
— Она — да. Ваша собака, сэр, пойнтер, похоже, он сломал лапу.
— О нет, — ахнул Коналл, поникнув головой.
— Боюсь, что это так, сэр. Насколько я понял, пес покалечился, свалившись в промоину, когда преследовал зайца. Егеря, которые с ним охотились, сказали мне, что хотели освободить животное от страданий, но девушка им не позволила. Они доложили мне о ее поступке, а я поделился с миссис Доэрти, которая ее опекает. Девушке приказали отойти и дать пристрелить животное, но она яростно воспротивилась, заявив, что сможет его вылечить. Насколько я понял, она ругалась последними словами, сэр, и закрывала его от ружейного дула. Она проявила такую непреклонность, что нам пришлось позволить ей поступить по‑своему.
— Ясно.
— Утром я, конечно, распоряжусь, чтобы ее наказали за неповиновение. Но сегодня решил, что вам, как лорду и хозяину собаки, сподручнее решить судьбу животного.
Коналл прикусил щеку.
— Где девушка сейчас?
— В конюшне, сэр, с собакой.
Коналл кивнул:
— Очень хорошо. Дайте мне лампу.
Баннерман отправился на кухню, а Коналл снова оделся. Баннерман вернулся с лампой, в которой горела свеча. Убедившись, что дверца плотно закрыта, передал ее хозяину.
Внутренний двор тонул в тишине. В отличие от жителей Лондона почти все в деревне отправлялись в постель с наступлением темноты. Большинство слуг, за исключением, пожалуй, тех, кто ждал его возвращения, давным‑давно пошли спать.
Подняв лампу, Коналл вошел в конюшню. В воздухе стоял густой запах лошадей и кожи. Бесшумно ступая по соломенной подстилке, он двигался, не тревожа покоя лошадей, мирно дремлющих в своих стойлах. Но в конце конюшни, где находилось отделение для окота, мерцал свет.
Коналл тихо приблизился к освещенному пространству, где тьму разгоняла висевшая на стенном крючке зажженная лампа. Но в стойле оказалось пусто. Обшарив взглядом все углы просторного помещения, Коналл так никого и не увидел. Внезапно его внимание привлекло движение в тени оконного проема, прорубленного в середине толстой каменной стены, треснувшей под тяжестью веков.
На широком подоконнике лежала Шона.
У Коналла удивленно округлились глаза. Устроившись на подоконнике, она спала, упираясь ногами в боковую стену оконного проема. На животе у нее примостилась его собака. Сползшая вниз сорочка девушки обнажала пару длинных стройных икр и значительную часть бедер.
От этой картины у него перехватило дыхание.
Коналл подошел к ним. Пес приподнял голову и повел висячими ушами в сторону Коналла, но движения навстречу хозяину не сделал. И Коналл знал почему. Одна из передних лап собаки торчала, как огромная сосиска, в неестественно прямом положении, зажатая между двумя деревянными планками, плотно прибинтованными полосками серой ткани. Точно такого же цвета, как платье, которое он видел на Шоне утром.
Внизу под окном валялись обрывки того самого платья, изорванного на ленты. Тут же были разбросаны и другие фрагменты использованных ею материалов: куски кожи, щепки и нечто, похожее на порезанный на части хлыст. Похоже, она пыталась смастерить шину для сломанной собачьей конечности из подручных материалов, которые смогла найти на конюшне. Шона ни на секунду не отходила от собаки, опасаясь, что ее пристрелят при первой же возможности.
У Коналла отлегло от сердца. Его пес остался жив. Благодаря Шоне.
Впервые Коналл внимательно пригляделся к ней. Бедняжка, она спала как убитая. Усталость чувствовалась в каждой ее черте. Без чепца ее длинные черные волосы струились потоком вниз по камню стены. Густые ресницы лежали серпами на щеках, усыпанных веснушками. Тонкие черные брови разлетались к вискам. Губы были слегка приоткрыты, как будто она собиралась кого‑то поцеловать.
Она была… прелестна.
Коналл улыбнулся. Странно, что он раньше этого не замечал.
Он взглянул на Декстера, своего пса. Как же он был рад его видеть. Он взял Декстера крошечным щенком, когда тот выглядел как толстый пушистый клубок с поросячьим хвостиком и ушастой мордочкой. За одиннадцать лет Декстер стал для него больше чем домашним любимцем, он был верным другом, который помог пережить страшные трагедии, выпавшие не так давно на долю Коналла. При мысли, что тело Декстера могло лежать сейчас где‑то в лесной канаве с пулей в черепе, его пронзила сокрушительная боль. Коналл протянул руку, чтобы погладить собачью голову.
И ощутил острие кинжала, слегка кольнувшее его в живот.
— Стоять.
Молниеносным движением Шона выхватила из‑под себя невидимый клинок и нацелила ему в живот.
