следующее:
«Интернациональный Конгресс Мира Спортивный комитет Правило 19. На любых спортивных соревнованиях со стороны зрителя считается незаконным выказывать свое предпочтение тому или иному участнику посредством аплодисментов, выкриков или любых других действий».
Памфрет пришел в полнейшее замешательство и даже позабыл об игре. Так вот с чем связана эта странная тишина на трибунах. Он призадумался, какое может последовать наказание, но решил, что, раз его больше не беспокоят, за первый проступок достаточно одного предупреждения. Потом он услышал стук биты по мячу и, подняв глаза, увидел, как кожаный мяч ударился в борт и отскочил обратно на поле. Раннер бросился обегать базы, зрители безмолвствовали. На последней секунде он рванулся к третьей базе, как раз когда филдер кинул мяч подававшему игроку. Последний участок спортсмен преодолел со скоростью стрелы и достиг площадки за секунду до того, как мяч попал в перчатку скетчера.
— Аут! — провозгласил судья.
— Мошенник! — завопил Памфрет. — Судью на мыло!
Толпа в безмолвном изумлении уставилась на Памфрета. Рядом с ним снова появился служитель и подал ему листок бумаги. Памфрет, догадавшийся, что опять сделал что-то не то, сконфуженно взял его и прочитал:
«Интернациональный Конгресс Мира Спортивный комитет Правило 26. На любых спортивных соревнованиях со стороны зрителя считается незаконным любым способом выказывать свое позитивное или негативное отношение к решению судейских органов.
Наказание: удаление с трибуны стадиона».
Где-то под трибунами мелодично запел гонг. Зрители дружно поднялись со своих мест и теперь стояли, склонив головы, и указывали в одном направлении — в направлении ворот. А на поле все игроки замерли в той позиции, в которой их застал звук гонга. Памфрет был до крайности сконфужен; он хотел было рассмеяться, но ощущение важности исполняемого ритуала не позволило ему это сделать. Скорбные лица, поникшие плечи, указующие персты недвусмысленно подсказали ему, как нужно поступить, поэтому он спустился с трибуны и через поле направился к воротам. Подойдя к ним, он оглянулся: тридцать тысяч пальцев указывали на него. Пройдя через ворота, он снова услышал звук гонга.
«Что за черт, — с досадой подумал Памфрет, садясь в идущий к окраине города автобус. — Куда катится мир? Или, вернее, до чего он докатился? Похоже, что хорошо провести время мне не удастся». И он вдруг затосковал о том дне, когда принял награду Лукавого.
Ему вдруг очень сильно захотелось с кем-нибудь поговорить — таким острым и щемящим было чувство одиночества. Ребенок на руках у женщины, сидевшей позади всех, начал плакать, и по сигналу кондуктора нерадивая мамаша поднялась и вышла из автобуса на следующей остановке. Двое мужчин, расположившиеся напротив Памфрета, вели чинную беседу.
— Англичане, — говорил неопрятный бородатый толстяк, — отличные ребята.
— Американцы, — отвечал его сосед, — прекрасные люди.
— Англичане, — продолжал бородатый, — невероятно талантливы.
— Американцы — гениальный народ.
— Британская империя нерушима.
— Америка — земля свободы.
— Англия — величайшая страна в мире.
— Правило 142, — невозмутимо сказал американец, — не сравнивать, чтобы доказать.
— Прошу прощения, — покорно согласился англичанин.
А Памфрет уже успел вскочить. Он всегда ненавидел англичан.
— Доказать! — завопил он. — Доказать! Что тут доказывать! Скажи ему, что он лжец!
— Правила 207, 216 и 349, — хором провозгласили англичанин и американец. — Не противоречить, не вступать в конфликт, громко не разговаривать.
Кондуктор дотронулся до руки Памфрета и знаком велел ему выйти из автобуса. Первым побуждением Памфрета было вышвырнуть кондуктора в окно, но он подумал, что лучше этого не делать, тем более что автобус все равно уже добрался до Шестьдесят шестой улицы. Он вылез на следующей остановке и зашагал в южном направлении, к Центральному парку.
На Шестьдесят пятой улице он увидел ресторан и зашел туда перекусить. Зал был переполнен, но Памфрету все же удалось найти свободный столик у стены.
Он сел и подозвал официанта. Тот уставился на Памфрета с некоторым беспокойством.
— Столик обслуживается?
— Да, сэр. — Официант нервно переминался с ноги на ногу.
— Прекрасно. Принесите мне что-нибудь на ваш выбор.
Официант исчез.
В ресторан вошли мужчина и женщина и направились прямиком к столику, за которым сидел Памфрет.
Казалось, они очень удивились, увидев его, растерянно огляделись и в конце концов уселись на маленький диванчик, стоявший у стены. Памфрет все понял. Он поднялся и приблизился к мужчине:
— Прошу прощения, сэр, это ваш столик?
Мужчина кивнул:
— Да… мы зарезервировали его.
— Если бы я знал, — развел руками Памфрет, — не стал бы занимать его. Официанту следовало сказать мне об этом. Вы, конечно, займете свое место?
— Но вы же понимаете, что это было бы противозаконно! — в ужасе воскликнул мужчина. — Нет-нет, мы не можем.
— Но я просто не знал, — пожал плечами Памфрет. — По крайней мере, — добавил он, — я надеюсь, вы позволите мне разделить столик с вами?
Мужчина вопросительно взглянул на свою спутницу. Она кивнула. Памфрет взял свободный стул, и они все трое уселись за столик. Тут появился официант с тарелкой супа. Увидев сидящую за столом пару, он, казалось, успокоился и принял у них заказ.
— Я удивлен… — начал было мужчина.
— Конечно удивлены, — перебил его Памфрет, — но я действительно понятия не имел об этих безобразиях — об этих законах. Почти всю свою жизнь я провел в Китае, где все по-другому.
— Но я полагал, что законы одинаковы во всем мире…
— Да, да, — торопливо согласился Памфрет, — но очень долгое время я провел в полном одиночестве… э… научные исследования, знаете ли. Некоторые блюда в Китае готовят гораздо лучше. Там нет…
— Правило 142. Не сравнивать, — прервала его женщина.
Некоторое время они молчали. Наконец Памфрет снова попытался наладить беседу.
— Эти жареные грибы были просто восхитительны, — заявил он. — Вы не находите?
— Прошу прощения, но, боюсь, я не могу вам ответить, — покачал головой мужчина. — Правило 207, знаете ли. Не опровергать.
Памфрет впал в беспросветное отчаяние. Он так долго и сильно бился головой о непробиваемую стену этого мира, что утратил способность размышлять.
«Единственный выход — молчать», — решил он.
Когда принесли десерт, Памфрет издал вздох облегчения и снова отважился заговорить.
— Знаете, — начал он, — несколько лет я не имел никаких связей с миром, надеюсь, вы не откажете мне в любезности ответить на один вопрос. Как долго действуют все эти законы?
— В самом деле, вы меня просто поражаете! — воскликнул мужчина. — Любые дискуссии об истории сурово караются.
Дольше оставаться на месте Памфрет уже не мог. Он положил на стол деньги, нахлобучил шляпу и торопливо вышел из ресторана.
Мимо дверей проезжал автобус. Памфрет побежал к остановке, отчаянно размахивая руками. Автобус так и не остановился, из окна высунулся кондуктор и выбросил сложенный листок бумаги, который спланировал прямо под ноги Памфрету. Подняв его, Памфрет прочитал:
«Интернациональный Конгресс Мира Комитет общественного транспорта Правило 96. Водитель
