листва, таинственно шелестела под легким ветерком; налево, в просвете, виднелись белые очертания известнякового утеса. Туда и направился лейтенант-коммандер, надеясь найти дорогу. Пони нигде не было.
Около получаса Рид разыскивал путь, перебирался через корни и сломанные сучья, натыкался на непроходимые заросли кустарника и дикого винограда.
При каждом шаге он вздрагивал от резкой боли и уже начал чувствовать легкое головокружение.
Неожиданно Рид оказался на открытой прогалине, в конце которой заметил свет, лившийся из окна домика.
Превозмогая боль, он добрался до крыльца и постучался.
Дверь открылась; потом земля словно сама поднялась к нему, и все погрузилось во тьму.
Лейтенант-коммандер очнулся, ощущая самые восхитительные в своей жизни тепло и усталость, и пролежал несколько минут с закрытыми глазами, просто от нежелания открывать их. Внезапно он услыхал рядом с собой женский голос. Говорили по-испански.
— Нет, любимый, он еще спит.
Второй голос, мужской, раздался откуда-то с другой стороны комнаты:
— Ты уверена?
— Да. Тебе действительно не о чем беспокоиться.
Если не считать руки, он больше не пострадал.
— Ну хорошо. Подойди сюда, Рита.
Лейтенант-коммандер открыл глаза. Уже давно стоял день; очевидно, Рид пробыл без сознания — или проспал — довольно долго. Он увидел маленький бамбуковый столик рядом со своей кроватью, американское плетеное кресло-качалку, самодельную пальмовую ширму; затем перевел взгляд туда, откуда слышались голоса.
Девушка стояла перед мужчиной, почти полностью закрывая его собой. Неожиданно она отодвинулась, и пораженный лейтенант-коммандер опустил веки.
Прошло несколько секунд, прежде чем он снова, медленно и осторожно, открыл глаза. Яркий свет, падавший из распахнутого окна, освещал лицо этого человека — ошибки быть не могло.
«Определенно, — думал лейтенант-коммандер, — и я в такой дыре! Удивительно, что я еще жив».
Лежа тихо и притворяясь спящим, он подслушал следующий разговор:
— Ну, я должен идти, — последовал мужественный вздох.
— Но, Тота! Я ждала, что ты скажешь это; я видела по твоим глазам. Это же наш праздник, ты обещал!
— Послушай, малышка, будь благоразумна. Как я мог предвидеть шторм? И этот человек… Ты знаешь, что это такое. Если он и не… — Мужчина оборвал себя на полуслове.
— Очень хорошо. Тогда иди. Я не стану скучать по тебе; я должна заниматься путником. Я буду петь для него и приготовлю ему маленький желтый bisca[8] и может…
Девушка рассмеялась неописуемо заманчивой перспективе.
— Рита! Что ты хочешь сказать?
Раздались быстрые шажки, вздох и снова легкий смех.
— О, Тота, любимый мой! Ну, тогда поцелуй, поцелуй меня! Ах!
После паузы опять послышался мужской голос:
— А теперь…
— Теперь ты можешь идти. Но я провожу тебя. И еще я хочу… Но пойдем, я расскажу по дороге.
Лейтенант-коммандер услышал, как они вышли, оставив дверь незапертой, и, открыв глаза, начал лихорадочно соображать.
Его не узнали; в это легко можно поверить, поскольку он был в гражданском, а за последние шесть месяцев отрастил небольшую бородку. Но все же оставалась некоторая опасность; ненадежность его положения и беспомощность были исключительно неприятны. Решительно, он должен убраться отсюда при любой возможности. Первое, что следует сделать, это разузнать о судьбе пони. Он спросит девушку, когда та вернется.
Лейтенант-коммандер вдруг заметил, что ему здесь очень удобно. С него лишь сняли пончо, плащ и ботинки и укрыли грубым шерстяным покрывалом; тупая, назойливая боль растекалась по всей руке от плеча до запястья, и все же Рид испытывал безотчетную легкость и удовольствие.
В комнате, которую он уже успел немного разглядеть, царила удивительная атмосфера уюта, даже изысканности, несмотря на голые стены и отсутствие ковров. Мягкий свет проникал из окна напротив, выходившего, как предположил Рид, на запад; другое окно закрывала от тропического солнца зеленая штора.
Два или три плетеных стула, американская швейная машинка и пара столиков составляли всю обстановку; и все же она произвела эффект на лейтенант-коммандера, за свою жизнь не обратившего внимания ни на одну комнату и теперь изучавшего эту с интересом и одобрением.
Он очнулся от звука шагов. Девушка подходила к раскрытой двери. В ее руках был огромный букет орхидей.
Бесшумно войдя в комнату и положив цветы на стол, она на цыпочках приблизилась к кровати, увидела, что лейтенант-коммандер открыл глаза, и весело улыбнулась:
— Ах! Сеньор проснулся.
— Да. — Несмотря на свое положение, он тоже улыбнулся ей.
— Хорошо! Но вы проспали очень долго. И рука — очень больно?
Она осторожно приподняла покрывало, и лейтенант-коммандер только сейчас заметил, что рукав его рубашки был разрезан до плеча, а рука, закрепленная между двух дощечек, забинтована.
— О… я не знал, — проговорил он, — спасибо вам, мне очень удобно.
— Это хорошо. Мы старались как только могли.
О, но я так испугалась, когда сеньор постучал в дверь!
Я думала, что вы умерли. И Тота — мистер Харли, мой муж — он думал, что вы никогда… Но что же это! — Она резко остановилась, и неподдельный ужас отразился на ее лице.
— Что такое? — в тревоге спросил лейтенант-коммандер.
— Как, сеньор же должен проголодаться! — воскликнула она. — А я стою тут и болтаю, как какая- нибудь старуха.
Она тут же развернулась и бросилась в кухню.
В последовавшие минут пятнадцать оттуда неслись самые дразнящие звуки и запахи. Только сейчас лейтенант-коммандер почувствовал, как он был голоден — мучительно голоден.
— Сеньор пьет ослиное молоко? — крикнула Рита из кухни.
— Нет, сделайте просто черный, пожалуйста, — попросил он.
Ему накрыли на бамбуковом столике, подвинутом поближе к кровати. Рита, сказав, что будет работать в соседней комнате, велела непременно позвать ее, если вдруг пострадавшему что-нибудь понадобится, и вдруг, пораженная неожиданной мыслью, наклонилась к столику:
— Я забыла о руке сеньора. Конечно, вы беспомощны — как ребенок! — и нарезала хлеб и мясо на маленькие кусочки, а грейпфрут разделила на дольки.
Несмотря на все неудобства от действий одной рукой, Рид нашел, что завтрак, состоявший из земляных груш, жареной говядины, приправленного омлета, черного, дымящегося кофе и разных фруктов, невероятно хорош.
Когда он поел, Рита появилась снова и, спросив, курит ли сеньор, обрезала сигару и зажгла ее для него!
Откинувшись на подушку, Рид принялся втягивать в себя и медленно выпускать ароматный дым, не думая ни о чем.
Утро заканчивалось. Рита то приходила, то убегала обратно, легко и бесшумно скользя сандалиями по голому полу и каждый раз спрашивая, удобно ли сеньору.
Разместив орхидеи в красной вазе, она поставила их рядом с ним, на бамбуковый столик. Потом, снова показавшись в дверях, сообщила, что ее муж нашел пони сеньора неподалеку, в роще рядом с дорогой, и что он совсем не пострадал. Она забыла сказать сеньору об этом раньше.
