могло возместить мне отсутствие мужа, даже постоянная близость Тей. Я погрузилась в скорбь и каждую минуту тосковала по царевичу. Неужели он так много значил в моей жизни? Я поняла, что без него мне счастья нет. Именно тогда до меня дошло, что я люблю его не только как духовного спутника, но как мужа и любовника. По моему лицу струились горькие слезы. Я каялась в своей слепоте и невежестве и мечтала, чтобы он поскорее вернулся и позволил мне упасть к его ногам.
Роды у нас с царицей Тийей состоялись одновременно. Я родила Меритатон, а она — двойню, Семнехкара и Тутанхамона[43]. Когда я узнала, что родила девочку, меня охватила скорбь. В гареме шептались, что это проклятие жрецов Амона. Они говорили, что я никогда не смогу родить сына.
Примерно тогда же фараон Аменхотеп III женился на Тадухипе, дочери Тушратты, царя Митанни, чтобы скрепить узы дружбы между двумя странами.
Тадухипа славилась своей красотой. Она въехала в Фивы во главе величественной процессии, состоявшей из трехсот рабов. Тей пыталась развлечь меня рассказами о новой царевне, поселившейся во дворце. Говорила о ее богатстве и красоте, но в конце неизменно добавляла, что, конечно, ни одно солнце не сияет ярче моего. Царь Аменхотеп III обожал новую жену Тадухипу, которая годилась ему во внучки. Но долго наслаждаться своим новообретенным счастьем ему было не суждено.
Пришла весть о том, что наследник престола насаждает в номах свою религию. Меня вызвали к царю и царице. Я не ожидала увидеть царя таким слабым и изможденным; казалось, он изнурил себя мирскими удовольствиями.
— Он сошел с ума! — гневно воскликнул фараон.
— Мы можем послать в номы армию, чтобы исправить причиненный им вред, — сказала Тийя.
— Он потерял право на трон. Что бы мы ни сделали, это ему не поможет.
— Возможно, он победит. Возможно, они прислушаются к его словам, — после небольшой заминки сказала я.
— Ты дура, Нефертити! — крикнул царь — Такая же, как твой муж!
— Ты могла попытаться привести его в чувство, — добавила Тийя. — А вместо этого присоединилась к его блажи.
— Как я могу добиться того, чего не добились вы, ваше величество? — парировала я, пытаясь справиться с гневом.
— Ты его не отговаривала, а поддерживала, — укорила меня царица.
— Когда царевич вернется, — махнув рукой, прервал нас Аменхотеп, — я заставлю его сделать выбор между троном и его религией.
Я очень огорчилась. Но на следующее утро после этой встречи меня разбудила Тийя и прошептала:
— Царица Нефертити, фараон умер.
Мое сердце сжалось от горя. Что было бы, если царь Аменхотеп III успел перед смертью выполнить свою угрозу? Неужели Тийя согласилась бы принести в жертву любимого сына? Однажды царица, наблюдавшая за мумификацией мужа, вызвала меня и сказала:
— Я решила, что тебе следует это знать. Жрецы потребовали, чтобы трон перешел к Семнехкару или Тутанхамону, а я стала при нем регентшей.
Я боялась слов, которые должны были прозвучать следом.
— Ваше решение будет самым мудрым, и я приму его, каким бы оно ни было, — ответила я.
— Ты говоришь правду? — спросила Тийя.
— А разве у меня есть выбор? — придя в отчаяние, пробормотала я.
— Я отвергла их требование. Любовь к сыну оказалась сильнее моей мудрости.
Я снова смогла дышать, но дар речи ко мне не вернулся.
— Ты счастлива?
— Да, государыня, — серьезно ответила я. Ложь вызывает у меня отвращение.
— Ты обещаешь мне защищать традиции?
— Такого обещания я дать не могу.
— Ты заслуживаешь наказания, — сказала царица. — И все же я восхищаюсь тобой. Вы с Эхнатоном выбрали свой путь, вот и ступайте им. Наверно, так было суждено богами.
Я вернулась к себе окрыленная и осыпала Меритатон поцелуями. А потом вернулся из путешествия мой любимый. Я бросилась к нему и заключила в объятия.
— Наконец-то к тебе пришла любовь, Нефертити, — спокойно сказал Эхнатон.
Я испугалась и ответила:
— Я полюбила тебя раньше, чем увидела.
— Но как мужа полюбила только сейчас. — Его способность читать в глубинах сердца потрясла меня.
После похорон Аменхотепа III Эхнатон пришел ко мне с заплаканными глазами.
— Смерть пугает меня, — сказал он. — Я не любил отца, хотя должен был любить.
Мы заняли трон, окруженные врагами и недоброжелателями. Эхнатон призвал своих друзей присоединиться к новой религии. Они охотно сделали это. Я не сомневалась в их искренности до тех пор, пока они не покинули его, чтобы спасти свои жизни. Все, кроме Мери-Ра, верховного жреца Единственного Бога. Думаю, Эхнатон знал, что они кривят душой. Но он верил, что любовь — лекарство от всех болезней. Думал, что со временем любовь укрепит их веру и они станут больше доверять ему. Так же терпеливо ждал этого, как когда-то ждал моей любви. Но они этого не заслуживали. Некоторые из них лелеяли желание претендовать после него на трон. В том числе Хоремхеб и даже мой отец, Эйе. Ты можешь решить, что я всё придумала под влиянием обиды, горечи или собственных впечатлений. Нет, я узнала это из бесед, которые вела с ними в последние дни Эхнатона. Меня обрадовало, что жрецы решили посадить на трон не их, а Тутанхамона. Думаю, что они еще цепляются за свою старую мечту.
Несмотря на враждебность, окружавшую нас на первых порах, мы с Эхнатоном были безмерно счастливы. Меритатон только начинала ползать, а во мне уже теплилась новая жизнь. У Эхнатона не было других жен, кроме меня. Он унаследовал отцовский гарем с прекрасной митаннийкой, но воздерживался от его посещения. Однажды пришла царица Тийя. Ничего хорошего от этого визита я не ждала.
— Эхнатон, — начала она, стоя так близко, чтобы мне было слышно, — теперь ты царь. Ты не должен пренебрегать своим гаремом.
— У меня одна любовь и один Бог, — засмеялся он.
— Но ты должен быть справедливым. Не забывай, в твоем гареме находится Тадухипа. Она заслуживает лучшего обхождения. Хотя бы ради ее отца Тушратты. — Тийя посмотрела на меня, заметила мою досаду и продолжила: — Нефертити доказала свою царскую мудрость. Наверно, она согласится со мной насчет гарема.
Я молчала, пытаясь скрыть раздражение, но Тийя продолжала разглагольствовать о долге царицы.
Гарем и особенно Тадухипа вызвали мое любопытство. Я посетила их, сделав вид, что хочу просто познакомиться. Тадухипа действительно оказалась красавицей, но это не поколебало моей уверенности в себе. Мы обменялись несколькими словами и расстались врагами.
Когда на следующий день мы с мужем сидели в дворцовом саду, я небрежно спросила его:
— Что ты собираешься делать с гаремом?
— Он мне не нужен, — просто ответил Эхнатон.
— Но царица-мать не считается с твоими желаниями, — пожаловалась я.
— Моя мать любит традиции.
— А ты — нет.
— Ты права, любимая, — со смехом ответил он.
Кажется, примерно в это время я встретилась с верховным жрецом Амона.
— Государыня, — начал верховный жрец, — наверно, вам ведомо, зачем я пришел.
— Я тебя слушаю, верховный жрец, — без особой радости ответила я.
— Пусть царь почитает любого бога, который ему нравится. Но все другие боги, а особенно Амон, тоже имеют право на то, чтобы им поклонялись! — взмолился он.
