Уловив в голосе Эванджелины панику, он отпрянул — Боже правый, возможно, она права, возможно, кто-то опоил, околдовал его. Придав своему голосу легкую ироничность, он заговорил тоном, которого она от него ожидала:
— Мое предложение еще остается в силе, Эви. Если тебе когда-нибудь захочется удовлетворить свои похотливые желания, ты только скажи.
— Я понимаю, ты привык иметь дело с женщинами, которые падают к твоим ногам, сраженные твоими ухаживаниями, но я не из их числа.
Обхватив себя руками, Эванджелина смотрела на него из-под длинных ресниц.
Да, и он был уверен, что именно в этом причина его влечения к Эванджелине. О Боже, он надеялся, что это так.
— И перестань называть меня «Эви».
— Как только ты начнешь называть меня «король Лахлан» и станешь проявлять уважение, которого я заслуживаю, я перестану называть тебя «Эви».
— Уважение! Уважение — за что? Ты все свое время проводишь в забавах с женщинами, в попойках и за игрой.
— Не забывай подготовку к сражениям. Я очень искусно действую своим мечом.
Он ухмыльнулся.
— Ты самый непредсказуемый человек из всех, кого я встречала.
— Понимаешь, я не знал, что ты расстроена, и просто очень хотел тебе помочь. Прежде у меня никогда не было женщины старше меня, так что это был бы интересный опыт.
Не важно, что их легкая болтовня сеяла в нем панику и лишала самообладания; возможность подразнить Эванджелину была слишком приятна, чтобы от нее отказаться.
— Так сколько тебе лет?
— Я не знаю.
— Эванджелина, каждый знает, когда у него день рождения, — насмешливо фыркнул Лахлан. — Скажи мне, и я обещаю сегодня больше не дразнить тебя.
— Я же сказала тебе, что не знаю. Кроме того, это всего лишь глупая сентиментальность, принятая у смертных.
— Ты действительно не знаешь свой день рождения, это правда?
Что-то внутри у него сжалось.
— Не знаю, — покачала головой Эванджелина. — Но так как моя мать погубила Фэй — Волшебные острова двадцать шесть лет назад, мне, должно быть, примерно столько лет, — откровенно сказала она.
— Прости, Эванджелина.
Это все, что Лахлан нашелся сказать.
— Это не имеет значения, — пожала плечами она.
— Нет, имеет, — тихо сказал Лахлан и ласково погладил ей руку.
Он знал, как много это значит. В первые восемь лет жизни день его рождения был днем, которого Лахлан боялся. В этот день Александр обычно напивался допьяна, стараясь утопить обстоятельства рождения Лахлана. Аруон, король Фэй — Волшебные острова, соблазнил мать Лахлана, и только недавно Лахлан узнал, что это была не любовная связь, что Аруон околдовал его мать. Лахлан родился от насилия, а не от любви, и Александр выместил всю свою горечь на ребенке, которым тогда был Лахлан. В восьмой день рождения мальчика Александр потащил его в холодную дождливую ночь с намерением сбросить со скалы.
Лахлан привлек Эванджелину к себе и положил подбородок ей на макушку. Они были похожи больше, чем он считал, и это открытие нарушило его спокойствие.
Эванджелина сопротивлялась желанию уютно устроиться в объятиях Лахлана. Лахлан спросил, сталкивалась ли она прежде с похотью. Сталкивалась — с похотью его отца. Это был жестокий, внушающий ужас опыт, но у нее не было выбора. Ради всеобщего блага она принесла свою девственность в жертву человеку, которого ненавидела. Тогда она дала себе слово, что никогда ни один мужчина больше не будет распоряжаться ею. До этого дня, до этого момента она никогда не испытывала желания… вожделения. Как произошло, что Лахлан смог пробудить в ней эти чувства? Она посмеялась над своим вопросом, потому что знала ответ: он искусный соблазнитель.
Эванджелина вздрогнула, вспомнив его жесткие губы, скользящие вниз по ее шее, его теплое дыхание, его язык, ласкающий…
Стоп! — приказала она своему мозгу. Это безумие, она должна положить этому конец, в ее жизни ей не нужен мужчина, тем более этот мужчина.
— Тебе холодно?
Низкий рокот его голоса оторвал Эванджелину от возбуждающих мыслей, она выпрямилась и ударилась затылком о подбородок Лахлана.
— Ой! — вскрикнула она и потерла ушибленное место.
— Это я должен жаловаться. Ты вот уже второй раз бьешь меня головой.
— Мы приближаемся, — отметила Эванджелина, когда, отодвинувшись от Лахлана, с удивлением обнаружила, что стало намного холоднее.
— Да. — Вместе с его ответом в студеном воздухе появилось облачко пара. — Я никогда не был так далеко на севере и не ожидал, что погода будет чем-то отличаться от погоды в Волшебных островах.
— Когда-то она не отличалась, но жена Гейбриела все изменила.
— Я не знал, что у Гейбриела есть жена.
— Она была смертной и умерла очень давно. Ее звали Гвендолин. Говорят, он был готов на все ради нее. Он очень ее любил. — Взгляд Эванджелины скользнул к Гейбриелу, который был поглощен разговором с Бродериком. — Он подарил ей луну и звезды.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Когда Гейбриел привез ее в Королевство Фэй, там было не так, как сейчас. В отличие от Королевства Смертных там не существовало ночи, а был только день. Говорят, Гвендолин с тоской искала по ночам звезды, и Гейбриел представил прошение в Совет справедливых, который обратился к ангелам с просьбой убрать экран. Через некоторое время просьба была удовлетворена, желание Гвендолин исполнилось, но она на следующий день умерла. Вскоре после этого все Королевства Фэй подали прошения, чтобы им тоже даровали ночь и день. Это привело к тому, что Магнус обратился с петицией о том, чтобы над Фэй — Крайний Север был поднят вспомогательный экран, поэтому у него погода соответствует погоде в Королевстве Смертных под ним.
— А почему Аруон и Роуэн не сделали то же самое?
— В Фэй — Крайний Север любят холодную погоду и снег, а нам, наоборот, не особенно нравится климат Шотландии и Ирландии. Там слишком много дождей.
— Значит, если я обращусь с прошением в Совет, то экран могут убрать?
— Да, но я бы не советовала это делать.
Не одобряя идею об изменении их умеренного климата, Эванджелина повернулась, чтобы высказать Лахлану свои соображения по этому вопросу, и вытаращила глаза — у него на волосах и на кончике аристократического носа висели крошечные льдинки, а пухлые чувственные губы приобрели смертельно- синий оттенок.
— Почему ты ничего не сказал? — заворчала она и щелчком пальцев одела его в длинную накидку из коричневого меха.
— Это совсем не нужно.
— О, конечно, нужно, просто тебе невыносима мысль попросить меня о помощи.
Решив, что может и сама воспользоваться накидкой, Эванджелина подняла руку.
— Нет. — Лахлан сжал ее пальцы. — Лошадь не сможет нести нас, если ты тоже укутаешься. Я укрою мехом нас обоих, — сказал он, отвернув полу накидки.
Он был прав, но почему-то такая поза казалась более интимной, чем когда Лахлан обнимал ее только одной рукой, и Эванджелина неохотно приняла его предложение. Но не сделай она этого, Лахлан непременно обратил бы внимание на ее смущение.
