Бесконечные дни

— Тогда их еще не существовало.

На лице Джастина читалось откровенное недоверие.

— Да брось ты! Фотографию изобрели больше ста лет назад. Да, кажется, все будет гораздо труднее, чем я рассчитывала.

— Все эти фотографии сделаны в начале прошлого века, — заявила я.

— Не валяй дурака!

Я вышла на середину комнаты, глубоко вдохнула и выдохнула и обвела рукой все вокруг.

— Погляди по сторонам! Черные шторы. Винтажные украшения. Мои фотографии, сделанные больше века назад. Готическое оружие. А у меня в спальне висят портреты, датируемые началом восемнадцатого века. Почему ты не задаешь мне вопрос, который у тебя наверняка уже крутится на языке?

— Да о чем мне спрашивать? Я понятия не имею, что тут происходит.

Джастин начал паниковать. В прошлом я бы пришла в восторг при виде подобного ужаса. Теперь же лишь хотела добраться до сути дела.

— Думай же! Когда мы поехали на сноркелинг… почему я никогда раньше не видела, как блещет на волнах солнце?

По виску Джастина скатилась струйка пота. Он нервно сглотнул — так сильно, что мускулы у него под ухом сжались и пот капнул на пол.

— Понятия не имею. Ты больна? Есть же какое-то жуткое заболевание, при котором нельзя на солнце. У тебя оно?

— Так легко придумывать для меня оправдания правда? — спросила я.

— Силы небесные, Лина, о чем ты? Зеленые глаза Джастина потемнели.

— Все эти люди, — промолвила я, подходя почти вплотную к нему, — все эти люди, стоящие вокруг меня на фотографии, и тот, кого ты видел перед началом школы. Все они — вампиры.

Джастин посмотрел на фотографию, потом снова на меня.

— Нет… — пробормотал он.

Типичная реакция, типичная реакция. Собственно говоря, все, кому я когда-либо сообщала этот факт перед тем, как убить, реагировали абсолютно одинаковым образом.

— Восемь недель назад я и сама была вампиром. Одной из древнейших в моем кругу. А все эти люди — члены моего братства.

Джастин оперся рукой о спинку дивана, как будто не мог сам стоять на ногах.

— Думаешь, я совсем псих? Думаешь, я поверю… — начал было он. — Неужели ты недостаточно доверяешь мне, чтобы сказать правду? Тони Сасаки ты все открыла, а я тебе нехорош?

— Да это и есть правда! — воскликнула я. — Ты бы понял, если бы я лгала.

— Я тоже так думал, но теперь догадываюсь, что ошибался, а на самом деле ничего-то не понимаю. Прямо сейчас ты хочешь, чтобы я поверил, будто ты вампир. Кровососущая бессмертная вампирша. И убивала людей. Ты что, и правда убивала людей?

Голос его звучал саркастически, почти язвительно.

Я сглотнула.

— Тысячи. Я была самой могущественной вампиршей. Встреть ты меня тогда, я предстала бы пред тобой совсем не той Линой, которую ты знаешь сейчас. Я не знала бы ни жалости, ни снисхождения. Пустила бы в ход все силы и средства, чтобы сделать тебе больно. Я слишком страдала по жизни, что утратила, став вампиром. Род, — я показала на фотографию, — считал, что чем ярче и полнее ты живешь перед тем, как стать вампиром, тем злее и безжалостнее становишься потом, после смерти. И я была чудовищна. Все эти люди, члены моего братства, были выбраны тщательно и неторопливо. Мальчики, такие же, как ты. Я выбирала их за силу, проворство и честолюбие.

— То есть ты их всех нашла? Таких же, как ты? — Как больно было слышать иронию в тоне Джастина.

— Я бы не сказала «нашла», — А как бы ты сказала?

— Я превратила их в вампиров — одного за другим.

— Что за вздор! — Джастин уже кричал. — К чему все это вранье?

Метнувшись на кухню, я вытащила все мои жестяные коробочки, открыла их и показала ему сушеные головки одуванчиков и белые лепестки ромашки.

— Как по-твоему, откуда я так хорошо разбираюсь в травах? Почему увлекаюсь медициной и врачеванием? Откуда я знала, что тот лепесток, который я положила тебе на язык, можно есть?

— Понятия не имею. — Джастин сделал шаг назад.

— Или откуда у меня на стенке настоящий меч?

Я вздохнула и отвела взгляд от Джастина. Бедняжке так хотелось упихнуть меня обратно в прежний совершенный образ. Лина из Англии. Лина, не умеющая водить машину. Лина, по уши влюбившаяся в парня который показывает ей всякие интересные места, чтобы она почувствовала, что живет полной жизнью. Подойдя к бюро, я вытащила оттуда урну с прахом и открыла ее. В воздух взвилось несколько сверкающих крупинок.

— Смотри, вот урна с прахом. Останки мертвого вампира. Зачем она мне, если я все вру?

— Зачем ты все это затеяла? — выкрикнул Джастин.

— Да я же пытаюсь защитить тебя! — закричала в ответ я, раскинув руки в стороны.

Урна полетела вниз и с глухим стуком ударилась об пол, рассыпая вокруг прекрасный прах Рода. Я же задела пальцем висевший на стене меч. Руку словно огнем обожгло. Я вскрикнула и рухнула на колени. Боль — слепящая, благословенная, убийственная, ошеломляющая боль. Пятьсот девяносто лет прошло с той поры, как мне в последний раз было больно.

Я посмотрела на ладонь — она вся словно пульсировала огнем. Задев меч, я порезала палец, самый кончик, да и порез был совсем крошечный — но кровь текла довольно сильно. Ничего опасного, однако наглядное доказательство того, что внутри я стала уже человеком.

Джастин, стоявший напротив, тоже опустился на колени. Мы вместе замерли над прахом Рода. Опустив голову, я все смотрела на крошечный порез, а потом, наконец, сделала то, что мне безумно хотелось — поддела руку ко рту и слизнула кровь. От этого знакомого, прекрасного вкуса меня охватила такая острая радость, что я даже зажмурилась. Запрокинула голову назад и вздохнула от счастья, наслаждаясь восхитительной двойственностью момента. Возможно, даже застонала от удовольствия. Да, острый, чуть металлический привкус ржавчины был мне ненавистен, но как же приятно было, что я так хорошо его помню!

Открыв глаза, я посмотрела на Джастина. Оба мы молчали. Я перевела взгляд на почти иссякшую струйку крови, а потом снова на красивое лицо моего возлюбленного.

— В чем дело? — спросил он.

— Вкус изменился, — прошептала я.

— Изменился?

— Раньше было вкуснее.

Джастин потянулся к моей руке. Я отдернула ее, но при этом резком движении умудрилась забрызгать кровью его запястье — с внутренней стороны. Маленькая полоска поперек кисти. Отчего-то вдруг взор мой расплылся, в голове зазвучал голос Рода:

Ты сама не понимаешь, что натворила!

Ему вторил Вайкен:

Но твое лицо, красавица… Ты не из этих краев…

А потом — мой собственный бесстрастный голос, в котором я узнала себя давно минувших дней:

Помоги мне Господь, Род, потому что если ты мне поможешь, я просто-напросто выйду на солнце и сгорю дотла!

Сколько же воспоминаний может пронестись в мозгу за краткий миг прежде, чем все слова и лица сольются в одной-единой пелене долгих лет мучений?

Той ночью — ночью, когда я взяла Вайкена, меня заворожили его счастье и безмятежность. Точно также как теперь завораживали счастье и безмятежность Джастина. Взор снова сам собой сфокусировался на его руке и тонкой кровавой полоске поперек просвечивающих голубых вен.

— Ты был бы совершенен, — проговорила я, проводя пальцем вдоль ржавой полоски. Кровь еще не