после его ареста, в показаниях на Нюрнбергском процессе специально остановился на этом факте. Он вспомнил, что во время ужина в штаб-квартире Канариса в Цоссене (в связи с бомбардировками Берлина абвер создал в этом городе свой запасной штаб), на котором присутствовал Кальтенбруннер, адмирал заверил руководителя имперского ведомства безопасности в том, что, согласно донесениям Амэ, Италия, мол, не собирается порывать с Германией.
Однако четыре недели спустя, повествует Хуппенкотен, Канарис в присутствии Шелленберга, которому было поручено разобраться в этом деле, форменным образом огорошил его. Он предъявил Шелленбергу копии донесений абвера Кейтелю, в которых прямо указывалось, что руководство итальянской армии подготавливает заключение сепаратного мира с Англией и США и устранение Муссолини, а Кейтель не придал этим сообщениям должного значения и не доложил о них Гитлеру. На сей раз хитрый адмирал своевременно принял меры, дабы обезопасить себя «на все случаи жизни». Гестапо снова не сумело собрать достаточно убедительных улик против Канариса.
О чем говорят все эти, казалось бы, странные и необъяснимые факты?
Прежде всего о том, что шеф абвера придерживался очень сложной и хитрой тактики. Он тщательно готовил для себя пути отступления, ведя с этой целью двойную игру.
Друг Канариса заместитель Риббентропа в министерстве иностранных дел фон Вейцзеккер называл Канариса «хитроумным Одиссеем». По словам Вейцзеккера, его ходы всегда были таинственны, неожиданны, противоречивы и часто непонятны для окружающих.
Но в этой противоречивости и неожиданности была своя система. Смена мер и контрмер, действий то в одном, то в другом направлении сбивала с толку противников Канариса в фашистской империи и создавала ему алиби на будущее.
Канарис раньше, чем многие другие руководящие деятели гитлеровского рейха, понял, что фашистская Германия обречена на поражение, и поэтому раньше, чем они, вступил на путь, по которому в конце концов попытался пойти и сам Гиммлер, — на путь сговора с западными странами под флагом сколачивания единого антисоветского фронта империалистических держав. По мере того как гитлеровские армии на Востоке терпели поражение за поражением, двуликий адмирал все больше активизировал свои усилия в этом направлении. Его все чаще охватывал страх за будущее империалистической Германии, за свою собственную шкуру. Слова Пикенброка о том, что после войны всем им придется висеть на одном суку, характеризовали умонастроение не только начальника отдела-I, но и самого шефа абвера.
По свидетельству Шелленберга, Канарис в последние годы войны производил впечатление человека, впавшего в состояние тяжелой депрессии. В разговоре трудно было уследить за ходом его мысли — он перескакивал с одной темы на другую, зачастую речь его становилась бессвязной. Так, например, в середине беседы о состоянии американской бомбардировочной авиации адмирал без всякого перехода вдруг произнес длинную тираду о положении на Балканах. Шелленберг уставился на него с недоумением, но Канарис продолжал говорить. У Шелленберга сложилось впечатление, что адмирал близок к помешательству.
Конечно, в таком поведении тоже мог быть свой расчет. Возможно, Канарис хотел избежать нежелательных расспросов со стороны службы СД. Но нервозность адмирала, страх и подозрительность, повышенная возбудимость и болезненная рассеянность засвидетельствованы не только Шелленбергом, но и другими лицами, близко знавшими шефа абвера. «Хитроумный Одиссей», по-видимому, чувствовал, что он запутался в собственных интригах и что над ним сгущаются тучи.
В этих условиях Канарис возлагал особые надежды на давние связи с разведывательными службами Англии и США и на готовившийся верхушечный переворот в самой Германии. Таковы были две последние ставки адмирала, от них он ждал спасения. Канарис привык менять хозяев. Он все яснее сознавал, что после войны германские антикоммунисты и реакционеры понадобятся английским и американским империалистам. Для них он писал свой дневник, с ними налаживал контакты, им пытался оказывать различные услуги.
Такова подоплека двойной игры Канариса, объяснение его противоречивых поступков, мотивы его связей с разведками США и Англии.
Контакты Канариса с определенными кругами англосаксонских стран налаживались, по-видимому, еще до войны. Но особенно интенсивный характер они носили в военные годы и осуществлялись по многим каналам.
Обратимся к двум из этих каналов — Ватикану и Швейцарии. Связи абвера с представителями Англии и США поддерживались сотрудниками Канариса Иозефом Мюллером и Берндом Гизевиусом.
Иозеф Мюллер, адвокат из Мюнхена, близко стоял к католическим кругам Баварии. В начале войны он стал сотрудником абвера и был послан с разведывательными заданиями в Рим. Как друг Остера, Мюллер пользовался полным доверием руководства абвера и его шефа. На него была возложена задача установить связь с английской разведкой через Ватикан и позондировать почву относительно возможности заключения мира с Англией.
В октябре 1939 года Мюллер прибыл в Рим с рекомендациями к папе Пию XII (бывшему кардиналу Пачелли, занимавшему пост папского нунция в Германии до своего избрания папой) от мюнхенского кардинала Фаульхабера.
Через папу Пия XII Мюллер установил контакт с окружением английского посла в Ватикане Осборна, снабжал английских доверенных лиц информацией, касающейся Германии, и регулярно сообщал абверу сведения, полученные от своих английских связных. Он также сообщил папе, что Муссолини передал абверу ключ к коду Ватикана, в результате чего все зашифрованные радиосообщения Ватикана известны гитлеровскому правительству[9].
Кроме того, Мюллер, как мы уже знаем, предупредил бельгийского посла в Ватикане о предстоящем нападении Германии на Бельгию.
Канарис сделал все, чтобы сохранить Мюллера на его посту в Риме. И вплоть до февраля 1943 года продолжались контакты с английскими представителями в Ватикане. Однако в феврале гестапо напало на след Мюллера, и в марте он был арестован. 29 ноября 1944 года (уже после ареста Канариса) Кальтенбруннер сообщал Гитлеру о результатах допроса Мюллера: «Из его показаний, а также в связи с показаниями Остера, Канариса и Донаньи (сотрудника абвера. —
Но это был не единственный канал для связи с английской разведкой. Канарис имел еще личного связного, через которого он в любое время мог вступить в контакт с английскими разведывательными кругами. Этим связным был загадочный барон Ино, о котором уже кратко упоминалось.
Канарис никогда и никому не раскрывал настоящей фамилии этого человека — авантюриста международного масштаба. Барон специализировался на торговле оружием. В частности, он посредничал при продаже немецкого вооружения некоторым ближневосточным государствам. В Берлине Ино возглавлял фирму «Трансмаре», которая использовалась абвером для посылки своих сотрудников за границу под видом служащих фирмы.
Барон Ино до 1939 года постоянно жил в Берлине. Богач и бонвиван, он чувствовал себя как дома во многих странах и имел влиятельнейших друзей в столицах разных государств. Как подданный Турции, т. е. нейтральной страны, он мог свободно разъезжать по белу свету в разгар войны. К тому же барон Ино в совершенстве владел десятью языками.
Канарис и Ино были на «ты», и барон часто гостил на вилле Шлахтензее. Ни с одним человеком адмирал не был так откровенен, как с Ино. Между прочим, барона и адмирала связывала также общая любовь к экзотике и к чревоугодию. Канарис любил вкусно поесть. Вместе с Ино он бродил по австрийским, венгерским и турецким кабачкам, ибо барон был знатоком восточной кухни. А когда Ино приезжал на виллу Канариса, шеф абвера надевал фартук и показывал свои кулинарные таланты.
Барон имел обширные связи с разведывательными службами многих стран. Особенно тесные отношения он установил с английскими резидентами на Ближнем Востоке. Районом его деятельности считались Саудовская Аравия и Ирак — английская сфера влияния. По делам своего бизнеса — торговли оружием — он часто посещал также и Лондон.
После отъезда из Германии (кстати, по совету Канариса) Ино сконцентрировал основное внимание
