Двуликий адмирал

признаний от бывшего шефа разведки? Или он на свой страх и риск пытался договориться с Канарисом, рассчитывая на его влияние и связи?

Этого мы не знаем. Но как бы то ни было, после отъезда Кальтенбруннера из концлагеря положение Канариса заметно ухудшилось, а 6 или 7 апреля, когда из Берлина во Флоссенбюрг прибыл Хуппенкотен в сопровождении одного из своих оруженосцев, Штарвицки, Канарис понял, что его часы сочтены. Хуппенкотен начал избивать Канариса на допросах. В ночь с 8 на 9 апреля, перестукиваясь с Лундингом, адмирал сообщил: «Думаю, что это конец».

Из всех процитированных выше свидетельских показаний явствует, что главари гестапо расправились с Канарисом не как с «особо важным преступником» из своей шайки, т. е. без соблюдения внешних формальностей (суд, пусть инсценированный, следствие и т. д.), а так, как они расправлялись со своими врагами, не имевшими чинов и званий. Вздернули на крюк — и концы в воду…

Это можно было бы объяснить давним соперничеством между Кальтенбруннером и Канарисом, Гиммлером и Канарисом, эсэсовцами и абвером, давней ненавистью, заскорузлой завистью.

Однако дело обстояло куда сложней. Гестаповцы ни в коем случае не могли допустить, чтобы Канарис пережил фашистский строй, конец которого приближался с неумолимой быстротой. Они боялись разоблачений адмирала, его международных связей.

В сборнике документов «Донесения Кальтенбруннера Борману и Гитлеру» подробно цитируются показания барона Каульбарса, личного друга Канариса. Ссылаясь на свой разговор с неким доверенным лицом шведского атташе, который имел место в связи с ожидавшейся отставкой Канариса с поста начальника абвера, Каульбарс передает «точку зрения заграничных кругов» на этот факт. По словам Каульбарса, ему было сообщено следующее:

«Известие об отставке адмирала явилось бы сигналам для заграницы прервать какие бы то ни было отношения с Германией. Канарис — один из тех немногих лиц, с которыми иностранные державы еще согласились бы вести переговоры и сотрудничать».

И далее:

«С отставкой адмирала отпадают все возможности какого бы то ни было соглашения в том случае, если Германия сочла бы нужным пойти на переговоры с вражескими державами о заключении приемлемого для обеих сторон мира».

По всей видимости, сообщая эти сведения, Каульбарс хотел помочь Канарису, спасти его из гестаповской ловушки. Ему, так же как самому Канарису, казалось, что связи с реакцией на Западе могут спасти адмирала.

Каульбарс и сам Канарис рассматривали факт «приемлемости» бывшего начальника абвера для реакционных кругов Англии и США, его многообразные международные связи как важный шанс для сговора с гитлеровской верхушкой. В обмен на жизнь Канарис мог обещать Гиммлеру и Кальтенбруннеру «походатайствовать» за них перед своими друзьями за границей.

Однако Кальтенбруннер прокомментировал показания Каульбарса нижеследующим образом: «Благодаря высказываниям Каульбарса становится ясным, как Канарис оценивался в рамках всего заговора».

Из этих комментариев видно, что даже Кальтенбруннер разгадал замыслы Канариса и его приятелей. Игра Канариса была ему, очевидно, ясна. Но, как показывают дальнейшие события и сама казнь Канариса, тот козырь, на который так рассчитывал начальник абвера, обернулся против него. Более того, он прямой дорогой привел его к роковой стене во Флоссенбюрге. Именно потому, что Канарис был приемлемой фигурой для некоторых деятелей США и Англии, он стал совершенно неприемлем для главарей фашистской империи накануне ее падения.

Известно, что «без пяти минут двенадцать», как любили выражаться гитлеровцы, даже Гиммлер пытался договориться с англо-американскими реакционными кругами. Известно, что эсэсовцы и гестаповцы накануне разгрома бежали поближе к западным границам рейха, надеясь, что их «подберут» там английские и американские милитаристы. И Гиммлер и все его сотрудники спали и видели, как бы сговориться с реакционными кругами Англии и США о совместной борьбе против Советского Союза, «мирового коммунизма» и всех сил прогресса. Разумеется, они понимали, что Канарис имел возможности опередить их и спеться с англо-американской реакцией за их спиной, а главное, за их счет. Ведь он уже давно готовил для себя пути отступления, давно заигрывал с Западом. К тому же там у него были могущественные друзья — каудильо был с ним тесно связан, Бадольо он негласно помогал, с Даллесом всегда мог сговориться… Да и аппарат абвера… Что стоит адмиралу после падения нацистского режима переловить с помощью этого аппарата фашистских карателей, от Гиммлера и Кальтенбруннера до более мелких их приспешников типа Хуппенкотена (которому, кстати сказать, удалось избежать суда до 1951 года), и явиться пред «светлые очи» западных покровителей в роли этакого антинациста? Что стоит ему сделать карьеру на костях своих более грубых, более откровенных и менее дальновидных соучастников по преступлениям?

Фашистский адмирал перехитрил самого себя, запутался в собственных интригах и комбинациях. Однако возникновение легенды о Канарисе — факт вполне закономерный.

Бесславная жизнь и деятельность двуликого адмирала приукрашивается сейчас всеми средствами и способами именно потому, что среди нескольких десятков людей, разделявших фактически власть с Гитлером, Канарис был одной из самых приемлемых фигур для реакционных милитаристских кругов Запада, наиболее гибким и ловким немецким фашистом, который ставил сразу на несколько лошадок, всегда имел запасные выходы и в случае надобности мог с легкостью переменить хозяина, принять новую присягу, подписаться под иной программой, оставаясь верным делу своей жизни — антикоммунизму.

Заключение

Абвер оказался порождением более живучим, чем его шеф. Более живучими оказались также принципы тотального шпионажа, которые проповедовал Канарис. Они пережили и самого адмирала и фашистскую империю. Эти принципы взяли на вооружение новые авантюристы и любители агрессии, выступившие на мировую арену после крушения гитлеровской империи.

Адмирал в последние годы войны готовил пути к отступлению не только для себя, но и для абвера как института и как орудия империализма, которое может выступать под разными флагами. Он даже подобрал себе преемника.

Имя его — Рейнгард Гелен.

В середине 1942 года в бывшем имении Воронино, близ города Винницы, на оккупированной фашистами территории Советского Союза, состоялась встреча между Канарисом и Геленом, во время которой адмирал, по существу, сделал его своим главным наследником.

Рейнгард Гелен был тогда полковником (впоследствии дослужился до звания генерал-лейтенанта). Он руководил отделом «Иностранные армии — Восток» в верховном командовании сухопутной армией. Отделы «Иностранные армии» выполняли оперативные задания, связанные с получением разведывательных данных непосредственно на фронте и с работой по разложению войск противника. Опекал их абвер.

В середине 1942 года, когда положение Канариса впервые пошатнулось, он задумал превратить отдел под руководством Гелена в своего рода запасную позицию абвера. Адмирал решил наделить этот отдел функциями, которые выполнял до сих пор только абвер. Отдел Гелена должен был заняться всеми видами разведывательной работы: политическим, экономическим и военным шпионажем, саботажем и диверсиями, «психологической» войной (пропагандой). Для этого была предпринята далеко идущая перестройка отдела. Он превратился в «маленький абвер».

Договоренность, достигнутая между Канарисом и Геленом в 1942 году, получила в литературе название «концепция Воронино». Коротко говоря, суть ее заключалась в следующем.

Во-первых, фашистская разведка делилась, по существу, на две параллельные «взаимозаменяемые» ветви. Но если абвер отвечал перед Гитлером и командованием вермахта, то отдел Гелена — только перед