наводит на размышления. Странно, что столь холодный и неэмоциональный человек, как Канарис, в разгар больших событий (в начале января шли беспрерывные бои между силами реакции и революции) бросил все и помчался в Пфорцхейм, чтобы предложить руку и сердце женщине, с которой познакомился еще в 1917 году и с тех пор, по-видимому, ни разу не встречался. При этом Канарис сразу же раструбил повсюду о своей помолвке, усиленно подчеркивая, что в день кровавой трагедии его не было в Берлине.
3. Любое мало-мальски беспристрастное следствие без труда установило бы, что за шайкой головорезов, которая со зверской жестокостью расправилась с двумя безоружными людьми, стояла организация, что расправа над Либкнехтом и Люксембург была заранее продумана, спланирована и организована. Наемные убийцы при нормальном следствии и судопроизводстве не стали бы молчать. Поэтому судить наемных убийц было поручено главным организаторам расправы, тем, кто направлял преступную руку. Иначе реакция не смогла бы затушить скандал, замести следы широкого контрреволюционного заговора, жертвой которого пали Либкнехт и Люксембург. Самим процессом надо было дирижировать буквально все время: затыкать рот свидетелям, ободрять обвиняемых, прерывать их, когда они хотели сказать лишнее, следить за протоколом и т. д.
Дело убийц Карла Либкнехта и Розы Люксембург рассматривал военный трибунал, состоявший из самых реакционных офицеров штаба гвардейской кавалерийской дивизии, т. е. из тех, кто стоял за кулисами убийства. И уж конечно не случайно капитан-лейтенант Канарис был избран «советом доверенных лиц» кавалерийской дивизии в качестве одного из членов трибунала.
4. Как выяснилось уже в дни процесса, именно Канарис регулярно навещал подсудимых в тюрьме, инструктировал их, подсказывал ответы, ободрял, обещая вызволить из беды. Одним словом, выполнял ставшую уже привычной функцию связного — служил посредником между главными и второстепенными персонажами. (Кстати сказать, Канарис не подвел своих «подзащитных»: непосредственные убийцы вождей революции были приговорены к смехотворным наказаниям — от 6 месяцев до 4 лет тюрьмы, да и то не за зверское убийство, а за служебные провинности — самовольный уход с поста и т. д.)
5. Уже за пять дней до процесса одному из убийц, лейтенанту Фогелю (он был один из немногих подсудимых, которые не являлись слепыми исполнителями, а принимали участие и в разработке плана убийства), был вручен заграничный паспорт на имя Курта Вельсена, но с фотокарточкой самого Фогеля. Впоследствии было установлено, что этот паспорт за № 2575 был выдан при содействии начальника штаба ГКД Пабста. Фогель, по официальной версии, бежал, а фактически был выпущен из тюрьмы и спокойно скрылся за границу. С «побегом» Фогеля Канарис несколько перестарался, и военные власти вынуждены были подвергнуть его аресту, который оказался очередной комедией. Военный суд по личному поручительству командира морской бригады Левенфельда, той самой бригады, которая «поставила» убийц в «помощь» штабу ГКД, немедленно освободил Канариса из тюрьмы. Правда, на время следствия его обязали находиться на территории бригады, размещенной в то время в королевском дворце в Берлине. В период его домашнего ареста (он продолжался всего несколько дней) Канарис, по свидетельству очевидцев, пребывал в безмятежном настроении. Дворец стал для Канариса, как говорили его друзья, «веселой тюрьмой». Да это и немудрено! Канарис знал, что сообщники не оставят его в беде. Он прибег к уже испытанному средству: заявил, что в день бегства Фогеля его не было в Берлине. Как будто бегство Фогеля подготовлялось всего один день! Очередное алиби Канариса не могло убедить никого, кроме его друзей из военного трибунала, знавших всю подноготную дела.
6. Позже, в 1931 году, было установлено, что член военного суда Канарис контрабандой передал деньги, необходимые для побега, одному из главных обвиняемых, Пфлуг-Гартунгу, и его двум товарищам прямо в тюрьму. Канарис так и не смог опровергнуть это обвинение. Он лишь утверждал, будто деньги были переданы не для побега, а для «возмещения стоимости защиты» и для передачи «близким родственникам обвиняемых», которые-де из боязни «гнева коммунистов на время должны были исчезнуть из Берлина».
Одним словом, в зверском и подлом убийстве Карла Либкнехта и Розы Люксембург Канарис сыграл немаловажную роль. Именно он был одним из тех, кто подстрекал к кровавой расправе над вождями германского народа, а потом выгораживал убийц и заметал следы преступления. На всех этапах подготовки и исполнения этого страшного злодеяния, в организации комедии суда и побегов убийц мы без труда различаем «почерк» Канариса.
Летом 1919 года Канарис стал адъютантом военного министра Носке. На первый взгляд этот переход от полулегальной деятельности в штабах черносотенных соединений к работе в республиканском военном министерстве кажется странным. Ведь в 1919 году монархисты отнюдь не распростились со своей мечтой не только задушить революционное движение в стране, но и снова захватить власть. Однако Канарис оказался дальновиднее своих коллег. Он понимал, что сила была не на стороне тайных союзов реакции. Прошли долгие годы, прежде чем в Германии вызрел фашизм. А Канарис не намеревался уходить в отставку, хотя бы временно. С присущей ему кипучей энергией он начал служить Веймарской республике, — благо, штатский Носке опирался на самую махровую военщину. Канарис отлично ладил со своим начальством — демагогия Носке, его фарисейские речи о «благе народа» нисколько не смущали будущего шефа абвера. Биографы двуликого адмирала сообщают, что Канарис и Носке были в «самых наилучших отношениях», разъезжали в одном салон-вагоне, беседовали по многу часов в служебное и во внеслужебное время.
Однако Канарис изменил бы своей природе, если бы поставил карту только на «соци». Работая с Носке, будущий адмирал поддерживал тесные связи с прежними друзьями, занятыми в ту пору созданием террористических полулегальных организаций. В частности, он встречался с неким Эшерихом, который основал в Баварии союз «Оргеш» — предтечу фашистских банд.
В 1920 году Канарис принял участие в капповском путче. А когда эта авантюра реакционной военщины провалилась, снова возвратился в военное министерство. При этом Канарис побил все рекорды: на 48 часов предал правительство, забыв о воинской присяге, а через двое суток как ни в чем не бывало явился с повинной. На несколько дней правительство посадило его в тюрьму, но затем помирилось с «нужным человеком».
Наступило время, когда германский империализм начал исподволь готовиться к новой агрессивной войне. Канарис был одним из тех, кто в нарушение Версальского договора в обстановке глубокой секретности работал над восстановлением и модернизацией германского военного флота, подготовлял его к новым разбойничьим походам.
В эти годы Канарис, как всегда, жил двойной жизнью. Согласно его послужному списку, он тянул лямку кадрового офицера, плавал, что называется, на «старых калошах» или корпел над бумажками в штабах. …Крейсер «Берлин», штаб начальника управления в военном министерстве, крейсер «Силезия», штаб эскадры в Северном море, снова крейсер «Силезия» — таковы служебные перемещения Канариса в годы Веймарской республики. Но этот послужной список далеко не исчерпывал всех видов деятельности Канариса…
Согласно условиям Версальского мира, Германия не имела права строить военные корабли выше определенного тоннажа, равно как и подводные лодки.
До 1923 года в Германии действовала созданная союзниками «комиссия морского контроля», задача которой заключалась в том, чтобы следить за выполнением условий Версальского договора. Однако немецкие милитаристы умело обходили эти препоны. Заказы на строительство подводных лодок размещались на военных верфях Голландии, Испании, Японии. И Канарис оказался здесь поистине незаменимым.
Проходя службу на крейсере «Берлин», в мае 1924 года он совершил поездку в Токио. Там на верфях Кавасаки закладывались корабли германского подводного флота. Позднее, будучи референтом военного министерства, Канарис несколько раз посещал Испанию, где также строились суда для германского военного флота.
Сохранилось письмо руководителя военно-морского отдела Ломана директору Германского заморского банка (разумеется, «совершенно секретное»), написанное в октябре 1926 года, с просьбой «финансировать поездки капитана Канариса в Испанию», поскольку в этих поездках прямо заинтересован как самый банк, так и влиятельные его клиенты. Главным предметом переговоров Канариса в Испании было налаживание сотрудничества между немецкими и испанскими фирмами для строительства подводных лодок. Особо тесные связи Канарис поддерживал с испанским промышленником Эчевариета, которому
