Меч в терновом венце

Мне душно от зоркой боли,
От злости и коньяку…
Ну, ходя, поедем, что ли,
К серебряному маяку!

Ты бронзовый с синевою,
Ты с резкою тенью слит,
И молодо кормовое
Весло у тебя юлит.

А мне направляет глухо
Скрипицу мою беда,
И сердце натянет туго
Ритмические провода.

Но не о ком петь мне нежно,
Ни девушки, ни друзей, —
Вот разве о пене снежной,
О снежной ее стезе,

О море, таком прозрачном,
О ветре, который стих,
О стороже о маячном,
О пьяных ночах моих,

О маленьком сне, что тает,
Цепляясь крылом в пыли…
Ну, бронзовый мой китаец,
Юли же, юли-юли!..

В ПОЛНОЧЬ

От фонаря до фонаря — верста.
Как вымершая, улица пуста.
И я по ней, не верящий в зарю,
Иду и сам с собою говорю.
Да, говорю, пожалуй, пустяки,
Но все же получаются стихи.

И голос мой, пугающий собак,
Вокруг меня лишь уплотняет мрак.
Нехорошо идти мне одному,
Седеющую взламывая тьму, —
Зачем ей человеческая речь,
А я боюсь и избегаю встреч.

Любая встреча — робость и обман.
Прохожий руку опустил в карман,
Отходит дальше, сгорблен и смущен,
Меня, бродяги, испугался он.
Взглянул угрюмо, отвернулся — и
Расходимся, как в море корабли.

Не бойся, глупый, не грабитель я,
Быть может, сам давно ограблен я,
Я пуст, как это темное шоссе,
Как полночь бездыханная, — как все!
Бреду один, болтая пустяки,
Но все же получаются стихи.

И кто-нибудь стихи мои прочтет,
И родственное в них себе найдет:
Немало нас, плетущихся во тьму.
Но, впрочем, лирика тут ни к чему…
Дойти бы, поскорее дошагать
Мне до дому и с книгою — в кровать!

КАК НА РОССИЮ НЕПОХОЖЕ

Объятый дымкою лиловой,
Гор убегает караван.
Над ним — серебряноголовый
Прекрасный витязь Фудзи-сан.