льготы. И народ стал собираться к Москве, кто спасаясь от татар, кто от своих бояр. Из Ростова приехало в Радонеж сразу несколько семей.
Поразили ростовчан здешние непроходимые, дремучие леса. Они привыкли к совсем другим пейзажам — просторным полям и лугам. Но русский человек при горькой нужде обживет любые пространства. И вот уже застучали топоры, рушились вековые сосны, день и ночь пылали костры и стелился едкий дым. Не так-то просто отвоевать у леса чистое поле, раскорчевать пни, распахать не ведавшую плуга землю.
Известно, что Кирилл с семейством поселился в самом Радонеже, недалеко от церкви Рождества Христова. Может быть, дом был куплен или построен на остатки ростовского имения. Но в Радонеже пришлось самим и лес расчищать, и в поле работать, и на сенокосе.
Наверное, в эти скудные годы Варфоломей многое научился делать руками. Потому что впоследствии ему пришлось много строить — церквушек, изб, монастырских ограждений и ворот. Иной раз с утра до вечера он не выпускал из рук топора, прерываясь только на молитву. В его лесной обители имелись огород и пашня, за которыми отшельник умело ухаживал.
С первых же дней в Радонеже Варфоломей полюбил лес. С тех пор вся его жизнь до последних дней была связана с лесом. В радонежских дебрях можно было затеряться и найти истинный покой и уединение. К уединению и тишине стремилась душа Варфоломея.
Терентий Ртища предлагал Кириллу поместье, но боярин по старости уже не мог верою и правдою служить новому князю, как прежде. Тогда его место занял женатый Степан. У него уже было двое малолетних сыновей — Климент и Иван. В Радонеже женился и младший брат Петр. А Варфоломей мечтал только о монашеской жизни и просил его отпустить. Мария готова была благословить своего Варфушу, но Кирилл отказал:
— Подожди немного, сынок. Мы стары и немощны, некому нам услужить. Братья твои женились и заботятся о своих семьях. Вот похоронишь нас и тогда сможешь исполнить свое заветное желание.
И Варфоломей — послушный сын — скрыл свое разочарование и продолжал верно служить родителям. Вскоре Кирилл и Мария сами ушли в Хотьковский монастырь, где было два отделения — для старцев и стариц, чтобы окончить свои жизни в молитве и покаянии.
В этом время у Степана неожиданно умерла молодая жена. Он был так потрясен этим горем, что решил навсегда покинуть мир и принял монашество в том же Хотьковском монастыре. При пострижении ему было дано другое имя — Стефан.
Так по произволению судьбы Степан, никогда и не помышлявший о монастыре, стал иноком. А Варфоломей, долгие годы к этому стремившийся, только навещал родителей и брата в обители. Но он не роптал о своей участи, а всей душою сострадал брату. И понимал, как призрачны и обманчивы все мирские блага, даже семейное счастье. Вот и родители его, на старости лет лишившиеся вотчины, оканчивали дни на чужой стороне. Варфоломей все больше укреплялся в своих заветных мыслях о том, что только на веру в Бога можно прочно опереться в этом мире и только вера дает душевное спокойствие и счастье.
Вскоре Кирилл и Мария умерли. Сыновья с честью похоронили их на монастырском погосте. Сорок дней Варфоломей прожил в монастыре, молился за упокой душ родителей и раздавал милостыню в их память. Затем быстро устроил свои земные дела — передал брату Петру дом в Радонеже и остатки имущества и снова направился в Хотьково. Но не для того, чтобы там остаться. Его тянуло подальше от любого людного места.
Еще Мария первая углядела в сыне любовь к одиночеству и удивлялась: откуда это? Варфоломей рос в большой дружной семье, где за стол порой садились двадцать — тридцать человек вместе с челядью. А он всегда бежал многолюдья, старался уединиться у себя в горнице, в поле, на берегу речки.
Наблюдая жизнь в Хотьковском монастыре, Варфоломей понял, что его путь — другой. В монастыре было слишком суетно, людно. Сам же он чувствовал предрасположенность не просто к иночеству, но к пустынножительству и отшельничеству.
Люди удалялись в обитель, чтобы бежать от мира, забыть навсегда его горести и страдания. А Варфоломей удалялся для того, чтобы там, в тишине, молиться за мир, за всех страждущих и несчастных, за свое поруганое отечество. Душа его скорбела от царивших вокруг раздоров, ненависти и неправды. Только молитвы праведников могли спасти от гибели этот страшный мир.
О себе, как о праведнике, Варфоломей и не помышлял. В грех гордыни он никогда не впадал. Но верил, что молитвы пустынников быстрее доходят до Бога. Значит, и он, скромный отшельник, будет услышан. Значит, и его мольбы вольются в общую большую молитву ко Всевышнему.
Вот о чем поведал Варфоломей брату Стефану, уговаривая того покинуть монастырь и вместе с ним построить церковь и келью где-нибудь в лесу, далеко от людей. Он хотел вступить в новую жизнь не только вместе с братом по крови, но и вместе с иноком, уже имеющим опыт духовной жизни. Варфоломей сомневался в себе: ведь до сих пор он жил в миру.
Стефан долго размышлял. Ему очень нравилась жизнь в монастыре. Он стал хорошим монахом, горячо молился, усердно постился и совершенно отвернулся от житейской суеты. И все-таки его пугала одинокая, угрюмая жизнь в лесу. И только поддавшись на горячие мольбы младшего брата, он согласился сделать с ним первые шаги в пустынножительстве, помочь в строительстве, а там что Бог даст.
И вот однажды на рассвете братья вышли из ворот Хотьковского монастыря и зашагали в неизвестность — искать место для своей новой обители. В то время ничейной земли было много. И любой человек, ищущий уединения и покоя, мог построить себе избушку в лесной чаще и укрыться от мира в уверенности, что его никто не потревожит.
И день и другой брели Варфоломей и Стефан по дремучему Радонежскому лесу. Ни дорог, ни тропинок. Пышные кроны сосен-исполинов смыкались над головами. Даже в солнечный яркий полдень здесь царил вечерний сумрак. Ни одно место им не понравилось, ни одно не показалось. Усталый Стефан все больше под ноги себе глядел, чтобы не споткнуться о корягу, а Варфоломей— вокруг. И вдруг он остановился как вкопанный и радостно воскликнул:
— Маковка!
Стефан поднял глаза, его угрюмое лицо просветлело. Перед ними высился холм с пологими склонами, и вправду очень похожий на маковку. Они поднялись на его вершину и очутились на полянке, чистой, как будто выметенной к их приходу. Долго стояли и любовались красотой этих мест. С холма- маковки далеко-далеко было видно вокруг.
После лесного сумрака на холме припекало солнце и разгуливал ветерок. Словно какая-то неведомая сила привела их на это чудное место, решили братья. Впоследствии оно было названо Маковцем, или Маковицей. На этот месте и суждено было вскоре возникнуть Троице-Сергиевой лавре. И сам Сергий говорил о себе: «Аз есмь Сергий Маковский».
Радонежские старожилы, бортники и охотники, исходившие окрестности, давно приметили этот холм в десяти верстах от Хотькова. Те, кому случалось заночевать в лесу, будто бы видели яркий свет, струившийся над поляной, и даже языки пламени. Так родилась легенда о Маковце как о таинственном, святом месте, предназначенном для обители и дожидавшемся своего часа.
К вечеру был готов шалаш из ветвей, а утром закипела работа. Братья рубили деревья, очищали от ветвей, таскали на своих плечах тяжелые бревна. Поставили два сруба — для церковки и для кельи. Монахи на Руси издавна были великими трудниками — и плотниками, и огородниками, и пекарями, и портными. С тех пор Сергий столько срубил келий, сеней, часовен и церквушек, что мог бы считаться святым покровителем всех плотников.
Вскоре церковка на Маковце была готова. Вернее, не церковка, а пока часовня, потому что в ней не было престола и нельзя было служить литургию. Часовню мог построить кто угодно. В вотчине боярина Кирилла тоже была часовенка, в которой вычитывали часы. Для того чтобы часовня стала церковкой, ее требовалось освятить. А разрешение на это давал сам митрополит.
Варфоломей попросил старшего брата решить, во имя кого освятить церковь, какой будет ее престольный праздник? И тут Стефан напомнил ему слова святого старца, много лет назад предрекшего Кириллу и Марии: «Ваш отрок создаст некогда обитель Святой Троицы…»
Братья отправились пешком в Москву к самому митрополиту Феогносту за благословением на освящение церкви. Феогност принял их очень ласково, благословил и послал двух священников с
